Шрифт:
Иногда приходилось соглашаться на каторжный труд за большие деньги, иногда Катя покупалась на экзотику, местный колорит и короткий отдых, но практически никогда не отказывалась от работы. Понимала, что стоит отказаться раз-другой, и на то же самое согласится какая-нибудь другая Катя, а еще вероятнее – какой-нибудь Кать, и перетащит на себя одеяло. И так-то сфера деятельности не слишком широкая и уж больно специфическая…
Боясь потерять свою нишу, Катя постоянно что-то читала, узнавала, не стеснялась расспрашивать. В помощь себе взяла молоденькую, но ухватистую Лидусю, на которую можно свалить рутину, бумаги и телефонные звонки.
Иногда Катя ловила себя на мысли, что видела такие места, куда и туров-то нет, а в привычных всем Праге и Париже так и не побывала. Там не было порта.
Иногда она говорила себе, что это абсолютно не женская жизнь, что необходимо что-то менять. Еще чаще говорили ей об этом родные, но ничего не менялось, и настоящей женской жизни все никак не получалось.
Возвращаясь домой, Катя встречалась с друзьями, обменивалась фотографиями, сувенирами, впечатлениями.
Подружки замечали:
– Счастливая ты, Катя… Мы за этот тур бешеные деньги отдали, а ты и мир посмотрела, и заработала в придачу…
Катерина не спорила, не объясняла разницу между туризмом и эмиграцией, а, кивая головой, соглашалась.
Только уставать в последний год стала.
3
Когда вдруг позвонил Сева Павлов, партнер и соратник Сараева по «Савэксу», и попросил вместе с ним посмотреть в Кейптауне ледокол – сделка намечалась серьезная, – Кате очень захотелось закричать, что она при смерти, что у нее шизофрения и бешенство, она беременна на девятом месяце и что вообще она им не девочка…
«Савэкс» окуппировал строящийся в области порт и теперь активно скупал, где мог, суда технического флота. Но ледокол из Кейптауна – это было все же слишком…
Нет, Катя видела множество больших ледоколов, успешно работающих в арктических и антарктических широтах, и не боялась не справиться. Она боялась втянуться в очередную авантюру, испугаться одного вида потенциальной покупки – с деньгами в «Савэксе» нынче было не очень чтобы очень. А «хорошая вещь должна стоить хороших денег». Эту сараевскую истину она усвоила прочно.
С другой стороны, все равно ведь купят, раз решили, и придется здесь наизнанку выворачиваться, что-то придумывать, чтобы довести до ума и подвести под требования портовых властей, договариваться по старой памяти, взятки сулить. Лучше, наверно, самой поехать и посмотреть, может, еще и удастся отговорить…
Когда Павлов, как удочку, бросил фразу «в память о Юре», Катя уже решила ехать. Уговаривала себя тем, что в ЮАР никогда не была, что в Питере еще даже не весна, а там – самое начало осени, что можно выделить дней пять на приличный человеческий отдых, взять напрокат автомобиль и посмотреть окрестности, покупаться и полопать экзотических фруктов. Она даже в Интернет залезла – выясняла, что же стоит посмотреть…
А за день до вылета Сева Павлов играл с сыном в футбол и сломал ногу. Катя бушевала, что сломает ему вторую и голову открутит в придачу, когда Сева преспокойно заявил, что ей придется лететь одной и докладывать ему по телефону о ходе событий. Денег пообещал вдвое. Напоследок же попросил о маленьком одолжении: на обратном пути залететь в Йоханнесбург и передать там пакет с документами.
Отступать было некуда.
Пять дней Катя вкалывала как проклятая, не видя вокруг ни бирюзовой воды океана, ни Южного Креста над головой, ни всемирно известных Столовой горы и Мыса Доброй Надежды. Только пахнущее маслом темное корабельное нутро, сиротливо пустые каюты да бедный на стоянке камбуз.
Два супервежливых бура оказались темнилами высшей марки. Получить от них какие-либо документы и спецификации можно было, только пригрозив, что сделка не состоится. А то на все один ответ: судно попало в шторм, все чертежи смыло волной. Обхохочешься…
В качестве тяжелой артиллерии был выпущен старый морской волк – старший механик. Катя веселилась до слез, наблюдая, как он пытается ее нагреть, надуть и на хромой козе объехать. Куда ему было до наших, российских стармехов, как между молотом и наковальней зажатых требованиями санитарных правил и международных конвенций, с одной стороны, и скупостью и прижимистостью частных судовладельцев, с другой.
За предыдущие годы она навидалась таких немало. Эта игра в «веришь – не веришь» была стара, как мир. Так же стара, как мнение, что женщине не место на корабле, что ей не тягаться с морским волком, что она не полезет в опасные корабельные дебри, испугается… А если и полезет, то ничего там не поймет, только перепачкается.
Ну не рассказывать же, в самом деле, что целых три года она была замужем за русским стармехом и донимала его по полной программе – пришлось бедняге, наплевав на цеховую солидарность, продать за тарелку борща все секреты.