– Пожалуйста, перескажи мне еще раз как можно полнее твой разговор с сэром Генри после того, как он обнаружил надпись на зеркале и увидел, что коту вымазали усы гримом, – попросил Родерик. – Если ты забыла, что за чем шло, то так и скажи. Но только, ради бога, не фантазируй. Сможешь вспомнить этот разговор?

– Думаю, смогу. Если не весь, то хотя бы большую часть. Сэр Генри был, конечно, в страшном гневе на Панталошу.

– А мерзавца Седрика он даже не подозревал?

– Нет. Неужели Седрик?..

– Да. В конце концов он сам признался.

– Вот ведь паршивец! Значит, я тогда угадала: у него на пальце был грим!

– Ну так что же говорил сэр Генри?

– Он долго распространялся, как он безумно любил Панталошу и как она его огорчила. Я попробовала убедить его, что она ни при чем, но он в ответ выдал только знаменитое «Тю!». Тебе это их восклицание знакомо?

– Еще бы.

– Потом он стал говорить о браках между двоюродными братьями и сестрами, о том, что он такие браки не одобряет, а потом перешел на весьма мрачную тему… – Агата перевела дыхание, – рассказывал, как его будут бальзамировать. Мы с ним даже вспомнили ту книжицу. Потом, по-моему, он язвительно побрюзжал насчет того, что титул перейдет к Седрику, и сказал, что у Седрика детей не будет, а бедняга Томас никогда не женится.

– Тут, я думаю, он ошибался.

– Неужели? Кто же невеста?

– Мадемуазель психоаналитик. Или нужно говорить «психоаналитичка»?

– Мисс Эйбл?

– Она считает, что Томас успешно сублимировал свое либидо, или не знаю как там это называется.

– Замечательно! Ну а потом сэр Генри принялся рассуждать, что будет после того, как он покинет этот мир. Я постаралась его приободрить, и мне, пожалуй, это удалось. Он напустил на себя таинственный вид и намекнул, что у него заготовлены сюрпризы для всей семьи. Как раз в эту минуту ворвалась мисс Оринкорт и заявила, что Анкреды готовят против нее заговор и ей страшно.

– Всё? – помолчав, спросил Родерик.

– Нет… не все. Рори, он мне что-то еще сказал. Я сейчас не могу вспомнить, но точно знаю, что было что-то еще.

– Разговор состоялся в субботу семнадцатого?

– Постой, соображу. Я приехала к ним шестнадцатого… Да, это было на следующий день. Ох, господи… – она запнулась. – Господи, до чего же я хочу вспомнить, что он мне еще тогда сказал!

– Не ломай себе голову. Всплывет само.

– Мисс Эйбл, наверно, сумела бы это выжать из моего подсознания, – Агата усмехнулась.

– Ладно, на сегодня хватит.

Они вместе вышли из гостиной, и Агата взяла его под руку.

– Итак, сегодня мы впервые ввели в наши отношения новую систему, – сказала она. – Пока вроде получается, да?

– Вполне, любовь моя. Благодарю тебя.

– Знаешь, что я в тебе так люблю? Твои хорошие манеры.

Следующий день был очень загруженным. После короткой беседы с Родериком заместитель комиссара Скотленд-Ярда решил запросить ордер на эксгумацию.

– Полагаю, чем скорее, тем лучше. Вчера я говорил с министром и предупредил, что, возможно, мы к нему обратимся. Отправляйтесь за ордером сегодня же.

– Если можно, то лучше завтра, сэр, – сказал Родерик. – Мне нужно договориться с доктором Кертисом.

– Хорошо. – Видя, что Родерик собрался уходить, он добавил: – Рори, если для миссис Аллен затруднительно…

– Спасибо, сэр, но пока она воспринимает все спокойно.

– Прекрасно. И все же чертовски неловкое совпадение, а?

– Да, сэр, чертовски, – вежливо согласился Родерик и поехал нанести визит мистеру Ретисбону.

Контора мистера Ретисбона на Странде [31] , успешно выстояв натиск времени, пережила и воздушные налеты, и бомбежки. Впервые Родерик наведался сюда по делам службы еще до войны, но с тех пор в конторе ничего не изменилось, она по-прежнему оставалась малоприметным живым памятником эпохе Чарлза Диккенса, и царившая здесь атмосфера несла на себе явный отпечаток характера мистера Ретисбона. Все тот же клерк как-то по-особому неспешно отрывался от бумаг и окидывал посетителя рассеянным взглядом; наверх вела все та же головокружительно крутая лестница; в воздухе висел все тот же запах старины. И, наконец, наверху посетитель попадал в кабинет, где среди кожаных кресел и темных полированных шкафов, бочком примостившись за письменным столом, сидел сам мистер Ретисбон, старый и многоопытный знаток законов.

– А-а, господин старший инспектор, как же, как же, – скороговоркой пробормотал он и церемонно протянул Родерику свою скрюченную клешню. – Входите, входите. Садитесь, присаживайтесь. Рад видеть. М-м-мэ!

Когда Родерик сел, мистер Ретисбон, прищурив стариковские глаза, пробуравил его острым, как шило, взглядом.

– Надеюсь, никаких неприятностей?

– По правде говоря, я прихожу к вам, лишь когда действительно случаются неприятности. Боюсь, и этот мой визит не исключение.

Мистер Ретисбон деловито ссутулился, оперся локтями о стол и сцепил пальцы под подбородком.