Шрифт:
«Не думать. Стараться не думать. Они узнают все».
— Сядем, — сказала Бетти, — Бишоп будет рассказывать нам легенды.
— Быть может, — обратился к нему Джим, — вы опишете нам жизнь на Земле? Мне было бы очень интересно послушать.
— Я знаю, что у вас есть игра, называющаяся шахматами, — сказал Джордж. — Мы, конечно, играть не можем. Вы знаете почему. Но мне было бы интересно поговорить с вами о технике и философии игры в шахматы.
— Не все сразу, — сказала Элейн. — Сначала он будет рассказывать нам легенды.
Все уселись на траву в кружок и взглянули на Бишопа.
— Я не совсем понимаю, с чего я должен начать, — сказал он.
— Но это же ясно, — откликнулась Бетти, — Начните с самого начала.
— Хорошо, — сказал Бишоп.
Он глубоко вздохнул:
— Однажды, давным-давно, на острове Британия жил великий король, которого звали…
— Именуемый… — сказал Джим.
— Вы читали эти легенды?
— Это слово у вас на уме.
— Это древнее слово, архаичное. В некоторых вариантах легенд…
— Когда-нибудь мне будет очень интересно обсудить с вами происхождение этого слова, — сказал Джим.
— Продолжайте рассказывать, — добавила Элейн.
Бишоп снова глубоко вздохнул.
— Однажды, давным-давно, на острове Британия жил великий король, которого звали Артур. Женой его была королева Джиневра, а Ланселот был его самым верным рыцарем…
Пишущую машинку Бишоп нашел в письменном столе, стоявшем в гостиной. Он сел за стол, чтобы написать письмо.
«Дорогой Морли», — начал он.
А что писать? Что он благополучно прибыл и получил работу? Что за работу платят сто кредиток в день — в десять раз больше того, что человек его положения может заработать на любой земной работе?
Бишоп снова склонился над машинкой.
«Прежде всего хочу сообщить, что я благополучно доехал и уже устроился на работу. Работа, может быть, не слишком хорошая, но я получаю сотню в день. На Зежге я столько не зарабатывал бы».
Он встал и начал ходить. Следует сказать гораздо больше. Нельзя ограничиваться одним абзацем. Бишоп даже вспотел. Ну что он напишет?
Он снова сел за машинку.
«Для того чтобы скорее познакомиться с местными условиями и обычаями, я поступил на работу, которая даст мне возможность тесно общаться с кимонцами. Я нахожу, что это прекрасные люди, но иногда не совсем понимаю их. Я не сомневаюсь, что вскоре буду понимать их и по-настоящему полюблю».
Он отодвинулся вместе со стулом назад и стал читать то, что написал.
Да, это похоже на любое из тысячи писем, которые он читал.
Бишоп представил себе тысячи других людей, которые садились писать свое первое письмо с Кимона и судорожно придумывали сказочки, безобидную полуправду, бальзам, способный принести облегчение уязвленной гордости.
«Работа моя состоит в том, что я развлекаю и веселю одну семью. Я рассказываю им легенды и позволяю смеяться надо мной. Я делаю это, так как не хочу признаться себе в том, что сказка о Кимоне — это ловушка для дураков и что я попал в нее…»
Нет, так писать не годится. И так тоже:
«Но несмотря ни на что, я держусь. Пока я получаю сотню в день, пусть их смеются, сколько им угодно. Я остаюсь здесь и сорву большой куш, что бы…»
Дома он был единственным из тысячи. Дома о нем говорили вполголоса, потому что он добился своего.
Бизнесмены на борту корабля говорили ему: «Человек, который разберется в обстановке на Кимоне, сделает большой бизнес» — и предлагали миллиарды на случай, если потребуется финансовая поддержка.
Бишоп вспомнил, как Морли ходил из угла в угол. Он сказал, что надо вставить ногу, чтобы дверь не могла закрыться. Найти способ разобраться в кимонцах. Найти способ понимать их. Узнать самую малость… тут уж не до большого. Узнать самую малость. Пусть это окажется чем угодно, но только бы увидеть что-нибудь еще, кроме бесстрастного лика Кимона, обращенного к землянам.
Письмо надо как-нибудь кончить. Нельзя оставлять его так. Он снова сел за машинку.
«Позже я напишу тебе более подробно. Сейчас я очень тороплюсь».