– Вы не ошиблись, Ваше величество, – учтиво ответил Яковлев. – Но я все-таки должен осмотреть вашего сына: того требует моя задача.

Бледное, с редкими апрельскими веснушками, лицо Александры покрылось красными пятнами. Она повернулась к мужу.

– Also what you in this sassing will say? Realty again we shall allow to tamper with our family life [85] ? – резким, как у павлина, голосом спросила она.

– We for a long time do not have private family life. And never was [86] , – тихо ответил ей муж. И Яковлеву: – Извольте. Если это так надобно… Только прошу вас учесть: мальчик не просто болен. Он мучительно болен. И каждое раздражение…

– Прекрасно понимаю вас, Ваше величество. Не волнуйтесь, – заверил ее комиссар. – Я не доставлю вашему сыну неудобств.

Николай взялся за спинку коляски, однако, совершенно неожиданно к нему подошел Яковлев и учтиво, но твердо заявил:

– Позвольте, я помогу вам, Ваше величество!

Николай от неожиданности отступил на шаг, а комиссар, не ожидая ответа, уже быстро покатил коляску с испуганной Александрой в коридор. И на этот раз он сделал верный психологический ход: отделил царя от царицы, чтобы Александра осознала, что она в прямом и в переносном смысле – в руках Яковлева, и стала сговорчивее.

Строй «почетного караула» в коридоре был на месте и в недоумении глядел, как красный комиссар прислуживает бывшей императрице. Яковлев шагал быстро, Николай не успевал за ним, сбивался с шагу и говорил на ходу:

– Только не надо бы так много народу, Василий Васильевич. Это ни к чему ведь – не стоит беспокоить больного…

Яковлев кивал на каждое слово Николая, однако, скорости не сбавлял. Но когда они подошли к двери в комнату Алексея, Николай решительно стал на пороге:

– Я не считаю необходимым, чтобы сюда заходило так много народу!

– А кто вы такой, чтобы нам давать приказы? – возмутился Заславский. – Кто здесь начальник? Забыл, кто ты есть такой после семнадцатого года?

Николай не отвечал. Он крепко вцепился обеими руками в доски дверного проема, слегка побледнел, на скулах под его рыжей, в седых пятнах бородой заходили желваки.

– Отойди в сторону, я сказал! – крикнул Заславский и выхватил наган из-за пояса.

Николай побледнел еще больше, но не двинулся с места. Он бросил взгляд на своих свитских – те тоже стояли окаменевшие.

Яковлев решительно стал между царем и Заславским.

– Вы, как отец, совершенно правы! – быстро и громко сказал Николаю комиссар. – И исключительно в вашей воле – кого пускать к больному ребенку, а кого нет, – он слегка отодвинул Заславского. – Я пройду вместе с вами. Один. Или с Александрой Федоровной. Разрешите, Ваше величество? – обернулся он к ней.

Красные пятна еще сильнее разгорелись на лице Александры. Больше всего сейчас ей хотелось вскочить, вбежать в комнату, обнять сына и защитить. Поэтому она не сразу поняла, о чем спрашивает комиссар, и он, уже громче, повторил:

– Надеюсь, вы разрешите, Александра Федоровна, только мне одному пройти с вами к Алексею Николаевичу?

И в этот момент появилась Новосильцева.

От нее исходила свежесть небольшого морозца, румянец во всю щеку, серые глаза искрились, легкая улыбка была адресована всем и никому одновременно. Она была в черной шерстяной юбке, кожаная куртка плотно облегала фигурку, на ногах – румынские ботиночки, отороченные лисьим мехом. Неизвестно, каким чудом держалась на ее платиновых волосах крошечная соболиная шапочка-берет.

Заславский сунул наган за пояс и незаметно отошел в сторону.

Яковлев был доволен. Но виду не подал.

– Государыня, – еще раз обратился он к Александре. – Быть может, вы все-таки дадите разрешение? Вот и Глафира Васильевна тоже о том просит. Я ее адвокат, и хорошо знаю, чего ей сейчас больше всего хочется, – добавил комиссар.

Александра неожиданно улыбнулась: она поняла шутку. С нескрываемым любопытством императрица рассматривала Новосильцеву, потом обернулась к мужу и быстро спросила по-английски:

– As thee think, there is she this beautiful bolshevik too [87] ?

Николай недоуменно пожал плечами.

– Sie haben keinen Fehler, Eure Majestet! Darf ich Ihren Sohn doch ansehen [88] ? – сказала Новосильцева.

Александра удивилась. Потом неожиданно улыбнулась и энергично закивала:

– Oh, ja, liebes Medchen… na ja – entschuldigen Sie mich!.. Liebe Dame doch! Bitte, wenn Sie dies wunschen! Ich habe nichts dagegen [89] . Да-да! Вам со мной пройти сейчас мочно к моему ребенку.