– Монах, ты спишь?
– шепотом спросил он.

– Теперь нет, - сквозь зубы буркнут тот, впрочем, как рыжему показалось, на самом деле друг и не думал злиться.

– А откуда ты столько знаешь о магии? Вы же вроде всегда недолюбливали колдовской народ...

– Однажды книжку прочел, - пожал плечами клирик, но, судя по мирному сопению, воришка его уже не услышал.

Остров обволакивала сплошная бархатная темнота, а потому никто, если бы затаился и наблюдал за квартетом, не заметил бы, как монах улыбался.

* * *

Маг проснулся потому, что кто-то стащил с него плащ, и утренняя прохлада с готовностью юркнула под тонкую жилетку. Стало холодно и, вдобавок, мокро от ледяной росы. Наконец коварный некто, особенно не церемонясь, дунул парню в ухо, и его терпению пришел конец: в воздухе мелькнула яркая вспышка, которая должна была поразить наглеца на месте. Но то ли он был к этому готов, то ли просто маг спросоня не рассчитал свои силы, и заклинание ушло в облака. Так или иначе, колдуну пришлось просыпаться.

– Устроили тут детский сад, - буркнул клирик, отнимая у вконец обнаглевшего лиса свой плащ и поплотнее в него заворачиваясь.
– Если не поторопимся - не успеем до вечера подойти к следующей гати.

Вор беззаботно отмахнулся от доброго совета, привычно рассчитывая на удачу. По мнению мага, гораздо больше, чем следовало бы.

– А где наш друг-вояка?
– чародей наконец проснулся и, оглядевшись, заметил отсутствие наемника. Пора было начинать беспокоиться за того, кому с утра пораньше посчастливится наткнуться на искусанного мошкарой мечника.

– Так вон же, - кивнул на шевелящиеся кусты рыжий.
– Он пол фляги вчера выхлебал...

Тут под тяжелым сапогом сломалась одна из веток, закрывавшая обзор на ту сторону куста, и у друзей отвисли челюсти от изумления: двое гвардейцев в полном вооружении стояли, виновато ссутулившись, перед опирающимся на чей-то двуручник файтер.

– ... вашим командиром, то вам бы не поздоровилось! Нашлись тут дозорные!

– Чем же эти двое тебе помешали?
– опомнившись от удивления, крикнул товарищу монах.

Наемник воткнул поглубже в землю тяжелый двуручный меч и повернулся к богослову.

– Капитан послал их контролировать наши перемещения по острову, а они, чтоб их, заснули на посту, - презрительно процедил боец, и, сощурившись, добавил: - я их на месте командующего в порошок бы стер. К чертям собачьим.

Что ж, день обещал быть добрым.

Немного погодя появилась гадалка. Пестря разноцветными юбками и позвякивая побрякушками, она сразу же подсела к квартету, без умолку болтая о чем придется: цыганка одинаково бойко пересказывала и последние столичные новости, и философские трактаты выдающихся умов столетия. Наконец она заговорила о политике. Клирик, всегда очень внимательный к мелочам, обратил внимание, как собралась и дисциплинировалась гадалка, едва речь зашла о короле.

Вор слушал в пол уха, довольствуясь тем, что иногда вставлял ехидные замечания по поводу того или иного знатного горожанина, и только. Развалившись на траве, он от нечего делать вытащил из-под рубашки свою серебренную рыбку и принялся разглядывать ажурный чешуйки работы, увы, неизвестного мастера.

– Лис, подойди-ка сюда, - позвала цыганка, очевидно, что-то заметив. А когда рыжик приблизился, вдруг подскочила и взвизгнула, словно присела на ежа.
– Как ты мог, воришка?! Это же моя, моя подвеска!!!

И, особенно не церемонясь, сдернула украшение с шеи окончательно огорошенного и растерявшегося вора. Как бы внезапно она не действовала, наемник оказался проворнее: секундой позже он приложил к тонкой девичьей шее свой смертоносный меч. Цыганке оставалось только в неподдельном испуге отпрянуть назад... чтобы наткнуться на кинжал опомнившегося вора. “Второй раз я так не ошибусь!” - говорил его взгляд. Выбрав из двух зол меньшее, гадалка еще чуточку отодвинулась от страшного клинка.

– Красавица, - файтер вскинул бровь, передразнивая вора.
– Какая неожиданность! И что бы это значило, а?

Загнанная в угол, «красавица» порядком порастеряла свой запал и теперь только бросала осуждающие взгляды по очереди на каждого из квартета. Впрочем, такой уловкой их было не взять.

В наступившей тишине хрустнула ветка. На полянку вышел мальчик, лет десяти, с растрепанными рыжеватыми локонами и, кажется, даже болезненной белой кожей. На щеках не было ни тени румянца, а глаза удивляли, даже пугали своей синевой. В довершение и без того чудесной картины поверх рубашки на мальчишке висела в точности такая же рыбка, какую носил лис. Все пятеро повернулись на звук, и лица друзей вытянулись от изумления, а цыганка раздосадованно скривилась. Только этого не хватало, право слово!