– Нет! – крикнул Корнелиус. – Сейчас этого не нужно!

Баако, казалось, совершенно не слышал его. Он размахнулся и изо всех сил ударил деревянным прикладом карабина по голове Шаки, после чего нанес еще несколько резких ударов. Морщась от отвращения, Корнелиус смотрел, как Баако превращает голову своего соперника в кровавое месиво. Хотя Шака и был виновен в смерти его друзей и едва не убил его самого, Корнелиус, как цивилизованная обезьяна, не привык к такой жестокости, и он не находил удовольствия в том, чтобы наблюдать за гибелью своего врага. Среди больших обезьян сама идея убийства себе подобных считалась отвратительной, и это был один из их самых строгих и неукоснительно соблюдаемых ими запретов.

Вопли и уханье других бабуинов мгновенно затихли, как только кровь Шаки разлилась по поляне. Воины обменивались настороженными взглядами и тихо гудели, раскачиваясь взад-вперед. Баако повернулся к ним, держа окровавленную винтовку над головой, и поставил одну ногу на тело бывшего вождя.

– Эта обезьяна под моей защитой! – рявкнул он, указывая на Корнелиуса. – Понятно?

Сгрудившиеся вокруг него бабуины закивали, соглашаясь с новым вождем.

– Коджо! Чука! Отнесите тело Отца в деревню для похорон.

– Зачем ты убил своего отца и спас меня? – взволнованно спросил Корнелиус.

– Он делал по-старому, – ответил Баако, наблюдая за тем, как его братья поднимают тело Шаки за руки и за ноги. – Я делаю по-новому.

Деревня бабуинов располагалась километрах в пятнадцати от поляны, и если бы его не привели туда ее обитатели, Корнелиус ни за что бы не заметил ее сам. В отличие от глинобитных строений Города обезьян, дома, в которых жили бабуины, представляли собой постройки на деревьях, соединенные между собой веревочными мостами и лестницами. В целом поселение походило на птичьи гнезда, соединенные паутиной и подвешенные метрах в пяти над землей. Среди деревьев бабуины были в безопасности не только от диких кабанов, считавших эту землю своей, но и от пещерных медведей, обитавших в соседних горах и спускавшихся к реке в поисках рыбы.

Сразу же по прибытии Баако заявил всем жителям о том, что теперь он новый вождь, что было встречено без всякого возражения с их стороны. К новому вождю тут же подошли самки из гарема его предшественника и принялись усердно вычесывать его мех на виду у всей деревни.

Для Корнелиуса такая публичная демонстрация самых интимных действий также была непривычна. Пока гораздо меньшие по размерам самки с бурым мехом, в отличие от серебристого меха самцов, выискивали гнид в шерсти своего повелителя, он, покраснев, смотрел в сторону. В Городе обезьян каждый вид старался прикрыть свое тело, бабуины же расхаживали почти голыми, совершенно не скрывая своих ярко-красных задов. Но это зрелище нисколько не возбуждало его, а только лишний раз заставляло вспомнить о Зире. Если он раньше только ужасно скучал по ней, то теперь искренне боялся, что потерял ее навсегда. Ему оставалось только надеяться на то, что профессору Таркину удалось покинуть долину, и что теперь его наставник находится на пути к цивилизации. Впрочем, Южная долина располагалась далеко от самых удаленных границ больших обезьян, как минимум в четырех днях пути до ближайшего гарнизона. Если Таркин и выбрался из долины, то прежде, чем он отправит кого-то на подмогу своему ученику, пройдет немало времени.

С наступлением ночи бабуин по имени Коджо отвел Корнелиуса на небольшую платформу с гамаком и низким столиком, на котором лежали свежие фрукты, свернутые пальмовые листья с поджаренными личинками и бутыль из тыквы, наполненная пальмовым вином. При виде угощения желудок Корнелиуса жалобно заворчал, напомнив ему о том, что шимпанзе ничего не ел с предыдущего вечера. Пока он с удовольствием поглощал сочные плоды папайи и сладкое манго, к нему присоединился Баако, на груди которого теперь красовался костяной амулет вождя.

– Тебе по вкусу наша пища?

– Да, спасибо, – ответил Корнелиус. – Но мне все равно хотелось бы вернуться в Город обезьян.

Баако беспокойно заерзал и почесал за ухом.

– Старшие помощники Шаки, мои дядья и братья, признали меня новым вождем. Они также согласились с тем, что тебе не нужно причинять вреда. Шака делал по-старому. Я делаю по-новому. Сегодня я многое изменил, но если я позволю тебе уйти, то они выйдут против меня.

– Почему бабуины настолько боятся больших обезьян? Шака сказал что-то о том, что ваши предки сбежали от моих. Что это значит? Я не припомню, чтобы в истории было время, когда наши виды враждовали с вашим.

Баака глубоко вздохнул и взял кусок фрукта со стола, повертев его в руках.

– Именно из-за больших обезьян мы и оказались в этой долине. И поэтому бабуины сегодня убили твоих… друзей. Поэтому же я приказал своим братьям разыскать шимпанзе, который убежал на лошади. Того, кто говорил, что это место – Сад.

И он не совсем был неправ. Давным-давно, еще в Саду, большие обезьяны, бабуины и люди мирно жили бок о бок. Затем люди подожгли Сад и опустошили его. Мир за пределами Сада стал враждебным, в нем скрывались опасности, о которых раньше никто не знал. Из-за этого ваши предки объявили нас макаками. Они сказали, что мы больше, чем люди, но меньше, чем настоящие обезьяны. Это значит, что мы должны служить обезьянам, а не править вместе с ними.

– Они что, сделали вас рабами? – в недоумении спросил Корнелиус, ужаснувшись одному этому предположению.

– Они пытались, – ответил Баако с некоторой гордостью в голосе. – Но бабуинов не так легко покорить. Мы восстали против больших обезьян. Было много огня и крови, и многие-многие бабуины были убиты за то, что посмели восстать. Когда большие обезьяны поняли, что им нас не покорить, они решили нас уничтожить. Те, кто выжил, сбежали в горы и долго шли, пока не нашли эту долину. С тех пор мы живем здесь в мире, но боимся, что настанет день, когда большие обезьяны решат вернуть нас в свой город и заковать нас в цепи. Поэтому мы соблюдаем Закон. Сегодня я изменил Закон, но я не смею его нарушить. Вот почему тебе нельзя возвращаться домой.