Остановившись в полутора шагах от скорчившейся на полу Вероники, Гванидзе слегка наклонился, стоя на широко расставленных ногах, согнутых в коленях. Его левая рука протянулась вперед, намереваясь вцепиться в путаницу подрагивающих перед ним волос. Скальпель, опущенный острием вниз, завис над головой жертвы.

Миниатюрный дамоклов меч, не ведающий жалости.

Дальнейшее происходило слишком стремительно, чтобы Гванидзе успел правильно отреагировать на ответные действия Вероники. Выдернув из-под нижней полки кирку на короткой серой рукоятке, она взмахнула ею, целясь в одну из расставленных циркулем ног.

Описав полукруг в нескольких сантиметрах от пола, кирка врезалась в лодыжку охнувшего Гванидзе. Имей Вероника силы и время для настоящего замаха, не миновать бы ему серьезной травмы. Однако она нанесла удар в сидячем положении, что уберегло его от перелома кости. Тем не менее боль в щиколотке и неожиданное сопротивление настолько обескуражили Гванидзе, что он упустил момент, когда можно было обезоружить Веронику, наступив на кирку.

Она же, со своей стороны, не теряла ни секунды. Высекая искры, железный клюв кирки со скрежетом проехался по камням, ускользая от подошвы запоздало топнувшего Гванидзе. На этот раз Вероника сумела замахнуться как следует. Занесенная за плечо кирка звякнула об стену и обрушилась сверху вниз, норовя проткнуть ногу противника. Обутая в грязную кроссовку, она проворно отпрянула.

Клац! Приплюснутый ржавый клюв отлетел от выщербленного камня, мгновенно взлетев для следующего удара. С трудом сохранивший равновесие Гванидзе отпрыгнул назад. Очутившись вне пределов досягаемости Вероники, он торжествующе осклабился, но праздновать победу было рано. Продолжая держать кирку над головой, она вскочила на ноги.

Это сразу превратило ее в куда более грозную противницу, чем прежде. Голая, грязная, потная, со вздыбленной гривой, Вероника устремилась вперед, оглашая подвал диким ведьминским воплем, от которого у Гванидзе зазвенело в ушах. Выставив перед собой бесполезное жало скальпеля, он поспешно попятился, приговаривая:

– Ну ты, ну ты!..

– Мразь!

Руки, сжимающие древко кирки, приподнялись чуть выше. Неотступно следуя за отступающим Гванидзе, Вероника вела себя как настоящая фурия, остановить которую могла только смерть.

– Не смей!

Растерянных ноток в возгласе Гванидзе прозвучало больше, чем властных. Не проронив ни слова, Вероника метнула в него свое грозное оружие и ринулась вперед. Кирка впечаталась в грудную клетку Гванидзе, опрокинув его навзничь. Выскользнувший из разжавшихся пальцев скальпель еще прыгал по полу, звякая и кувыркаясь, когда Вероника взвилась в отчаянном прыжке, поджав ноги, чтобы до них не дотянулся упавший противник.

Крик, изданный ею в момент приземления, ничуть не походил на победный. Приподнявшийся на локтях Гванидзе обернулся, выкатив зрячий глаз. Хриплое клокотание, вырвавшееся из его груди, мало походило на смех, и все же это был именно смех, преисполненный злорадства. Босая Вероника нелепо раскорячилась посреди множества осколков, поблескивающих на каменном полу. Ковыляя, она попыталась пересечь «минное поле», но тут же остановилась, шипя от боли. Стеклянные занозы, впившиеся в ступни, не позволили сделать ей ни шагу.

– Допрыгалась? – спросил Гванидзе, вставая.

Оглянувшаяся Вероника уцепилась за стойку стеллажа, что позволило ей кое-как преодолеть еще полтора метра. Кровавые следы, оставляемые ею, становились все ярче, все жирнее. Подобрав скальпель, Гванидзе без труда настиг беглянку, схватил ее за волосы и ударил об стеллаж так, что с полок посыпалась всякая мелочь.

– Допрыгалась, – с наслаждением констатировал он.

Полуоглушенная жертва вяло трепыхалась, беззвучно шевеля губами. Ноздри Гванидзе раздулись, шрам на переносице порозовел.

– Хотела прикончить меня, а? – спросил он, таская Веронику за волосы.

– Нет, – попискивала она. – Нет, нет!

– Значит, мне померещилось?

Ударяя Веронику об дощатый каркас, Гванидзе повторил свой вопрос трижды, но так и не дождался ответа. Возиться с ней надоело. Не возникало даже желания попользоваться ею напоследок. Покорность Вероники охладила пыл Гванидзе. Дожидаясь своей участи, она лишь держалась за деревянную стойку и молчала, опустив голову. Под ней образовалась лужа крови, но она ни разу не переступила с ноги на ногу, опасаясь вызвать новую вспышку гнева Гванидзе.

Щипнув Веронику за ягодицу, он распорядился:

– Можешь повернуться.

Она заторможенно повиновалась. Ее глаза неотрывно следили за скальпелем в руке Гванидзе. Возникло желание проткнуть ее мелко подрагивающий живот, но его удалось подавить. Что касается наготы Вероники, то она больше не возбуждала Гванидзе.

– Худая какая стала, – укоризненно заметил он. – Кожа да кости. Вот что значит пить и не закусывать.

– Я больше не буду, – заверила его Вероника.

– Кто бы сомневался! – развеселился Гванидзе. – Конечно, не будешь.