— Я… я не могу. Я думаю, что врач поговорит с вами в ближайшее время.

Мое сердце болит. Они что-то скрывают от меня. До сих пор мне не дают абсолютно никакой информации, и я чувствую, как воздух буквально выбит из меня.

— Не могли бы вы взять ее на мгновение? — прошу я медсестру. Я не хочу, чтобы кто-нибудь прикасался к моей дочери. Я хочу держать ее сам, но сейчас я не могу дышать.

Медсестра берет Оливию. Моя Олив. Она берет ее у меня и мягко кладет обратно в кроватку. В это же время я наклоняюсь вперед, стараясь изо всех сил вдохнуть немного глубже.

— Когда мне скажут, что происходит? Хоть что-нибудь? — спрашиваю я с оттенком враждебности. Я пытаюсь контролировать свой гнев. Я в детском отделении, так что знаю, что не могу потерять самообладание. Но я на грани. Если никто сейчас же мне не скажет, что происходит, я точно на хрен потеряю контроль.

Медсестра смотрит на меня снова, и на этот раз даже не пытается ответить мне. Вот черт. Черт! Элли! Нет! Я встаю и наклоняюсь, быстро целуя в голову Олив.

— Я вернусь, малышка.

Бегу обратно к операционной, прежде чем кто-нибудь сможет остановить меня. Когда подхожу к двери, я толкаю ее, очень хорошо зная, что не должен идти туда, и теперь я несколько удивлен, что никто не останавливает меня.

Когда дверь открывается, я немедленно впадаю в шок при виде огромного количества крови моей жены. Почему никто не занимается ей? Почему никто не остановит кровь? Я осматриваю комнату, глядя на их лица, пока не нахожу нашего врача. Он смотрит на часы. Что он делает? Нет... нет... Элли! Я бегу к ней, хватаю за руку и, падая на колени, притягиваю ее к груди.

— Нет, Элли, детка. Элли! — кричу я.

Продолжая кричать, я зову ее по имени снова и снова. Почему меня никто не останавливает? Это очень удивляет, но в глубине души я знаю ответ на этот вопрос. Я знаю, почему никто не останавливает меня. Это не имеет значения, не так ли?

— Время смерти…

— Не говори так. Не смей, черт возьми, говорить об этом! — кричу я.

— 11:12, — тихо говорит врач.

— Нет, она не умерла! Вы не можете просто отнять ее у меня. Она не умерла. Верните ее. Сделайте что-нибудь. Что-нибудь!

Как это могло произойти? Она здорова. Ее беременность протекала идеально. Не было утренней тошноты, никаких проблем с давлением, ничего. Так что же это?

Мои крики стихают, и в операционной наступает мертвая тишина. Перед глазами все плывет, несколько рук поднимают меня на ноги.

Когда меня отпускают, чья-то рука опускается на мое плечо, но я не могу отвести взгляда от Элли. Ее глаза закрыты. Ее некогда розовые щеки стали бледными, а губы приобрели синеватый оттенок.

— Пожалуйста, Элли. Ты не можешь оставить меня. Мы наконец-то обрели настоящую семью, Элли, — плачу я.

— Мы сделали все, что могли, — слова доктора долетают до моего уха и кружатся в мозгу, не находя логического объяснения. — Она умерла от разрыва аневризмы. (Примеч.: аневризма — очаг патологического расширения одного или нескольких кровеносных сосудов в некоторых органах, в т.ч. головном мозге).

— Разве это не в мозге? — спрашиваю я растерянно, глядя на пропитанную кровью голубую простыню, закрывающую нижнюю половину ее тела.

— К сожалению, напряжение от схваток привело к разрыву аневризмы. Это произошло очень быстро. Она не почувствовала никакой боли, но, тем не менее, ее мозг больше не функционирует.

— Как же мы могли не знать о том, что она…

— Боюсь, некоторые люди не узнают об этом, пока не становится слишком поздно, — говорит дежурный врач, но не доктор Элли.

Слишком поздно. Моя семья разбита. Любовь моей жизни, другая половина моего сердца, умерла.

— Сынок, сейчас неподходящее время, чтобы обсуждать это, но время идет. Чтобы она не потеряла много кислорода, мы временно подключили Элеонору к искусственной вентиляции легких, потому что она решила пожертвовать свои рабочие органы, если они подойдут. Я хотел бы сообщить вам об этом, прежде чем начинать процедуру. Хирург находится уже на пути сюда, мы должны действовать немедленно.

Так много информации обрушивается на мой мозг, этого хотела Элли? Но это не то, что я хочу. А что я? Как насчет Олив? Нам нужна была она вся целиком и полностью, и как бы эгоистично это ни звучало, я не хочу отдавать даже какую-то часть Элли кому-то другому. Я хочу ее целиком. Я хочу, чтобы она была со мной. Живая. Я не могу сделать это без нее.

— Я дам вам время.

— Так что, она еще жива? Я имею в виду, что ее сердце все еще бьется? — спрашиваю я, сбитый с толку. — Может, она слышит меня? Вы уверены, что она на самом деле умерла? Разве вы не сделали общий наркоз? Может быть, она просто не проснулась еще?