–  Все равно надо было знать их мнение. Бригадир- сердце колхоза]

Кадыров возмущенно засопел; теперь и на лбу у него выступили крупные капли пота.

–  Та-ак, парторг… Ко мне ты, значит, идешь к последнему? Значит, я, председатель колхоза, вообще уже нуль без палочки. Пугало на колхозном огороде! Колхозный сторож!.. Так прикажешь тебя понимать?

Алимджан внимательно посмотрел на Кадырова и с раздумчивой укоризной, с какой-то даже жалостью поначал головой. Разубеждать председателя было сейчас бесполезно. Глупая обида, упрямое честолюбие замутили ему глаза, и он все видел переношенным, как в кривом зеркале.

–  Вот что, раис, - сухо и твердо сказал Алимджан.
– Никто не покушается на твои права. Но ты, кажется, начал забывать, что у тебя есть и обязанности… Вместо того чтобы считать обиды да печься о своем престиже, ты бы лучше подумал, как успешней провести сев кормовых. Партийная организация проследит за этим.

Уже оседлав велосипед, он обернулся к Кадырову, на которого словно столбняк напал, и предупредил:

–  То, о чем я говорил тебе,"'это партийное поручение. Учти это.

Кадыров, не поднимая головы, медленно повернулся и медленными шагами направился к своим друзьям… Среди приятелей царило пасмурное молчание. На Кадырова устремились ожидающие, спрашивающие взгляды. Он тяжело опустился на свое место, пошарил вилкой в миске с овощами, в сердцах бросил ее на хурджун так, что она подпрыгнула несколько раз, и крикнул:

–  Ну, что молчите? У вас молоко во рту скисло? Вашего председателя свалили в грязь и топчут, топчут, а вы только ушами хлопаете!

Аликул осторожно кашлянул, виновато и льстиво улыбнулся:

–  Чтобы тебя затоптать, раис, понадобились бы все слоны Индии… хе-хе… Ты уж положись на нас, раис… Мы тебя в беде не оставим. Что бы с тобой ни случилось, мы всегда поможем. И советом, и… делом. Мы - тебе, а ты - нам… Хе-хе…

В это время к обедающим подошел Гафур. Кадыров покосился на него и пробурчал недовольно:

–  Ждать себя заставляешь, звеньевой…

Гафур развел руками:

–  Вы что, не знаете нашего бригадира? Совсем нас загонял! Ему, можно сказать, в лицо плюнули, а он выслуживается перед обидчиками… Из кожи вон лезет, чтобы спасти хлопок, который по милости моей бесценной племянницы - да пошлет ей аллах кучу детей, чтоб не мешалась в чужие дела!
– чуть не погубила песчаная буря. Бригадиру махнуть бы на все рукой: пусть герои сами выкручиваются, как хотят. А он целыми бочками льет воду на их мельницу: и сам не выпускает из рук кетменя, и другим не дает ни минуты отдыха!

–  Тебе, пожалуй, не дашь…- криво усмехнулся Кадыров.

–  Ай, раис, ты-то уж меня не обижай! Я, кажется, все для тебя готов сделать.

Аликул разлил по стаканам остатки ноньяка. Рузы-палван, быстро разрезав дыню, положил перед каждым по душистому, искристо-белому полумесяцу:

–  Предлагаю, друзья, выпить по маленькой за хорошее настроение и поближе познакомиться с моей дынькой.

–  И пусть раис расскажет, чем… хе-хе… порадовал его наш молодой парторг.

Кадыров впился зубами в нежную дынную мякоть, обглодал корку, отбросил ее в сторону и обвел приятелей недобрым взглядом, налитым хмурой, тупой обидой.

–  Радости мало. Председателя вашего уже ни в грош не ставят!
– Он, словно с врагом, расправился еще с одной дынной долькой и с горькой усмешкой продолжал: - Я-то, дурак, думал: я - голова колхозу! Да, недаром говорят, что вода, которая течет в арыке, не ценится. Главные хозяева у нас, оказывается, бригадиры. Парторг так и заявил: бригадир, мол, сердце колхоза!
– Кадыров в ярости стукнул кулаком по хурджуну и требовательно спросил: - Ну, а я тогда кто? Печенка, что ли? Бригадир - сердце колхоза, а председатель - пустое место? Печенка, селезенка, слепая кишка? Отрезать ее, да выбросить!
– Он чуть не всхлипнул от жалости к самому себе и воскликнул с горечью: - Ну как такое терпеть? Как после этого работать? Руки опускаются…

Аликул поднял глаза к небу и сказал вкрадчиво и соболезнующе:

–  Нам больно за тебя, раис… Мы видим, слова парторга ранили тебя в самое сердце, словно острие отравленного кинжала.

–  Погодите!
– со злорадной угрозой прервал его Кадыров.
– Погодите, они и до вас доберутся. Наплачетесь с этой целиной! Особенно ты, Аликул!

Глаза у Аликула забегали, словно мыши в мышеловке.

–  Это почему же я, уважаемый раис?

–  Ты - председатель совета урожайности. Мы с тобой оба в ответе за урожай нынешнего года.

Аликул задумался. Потом, обращаясь к Молла-Сулейману, поинтересовался:

–  У тебя-то на участке оправился хлопок?

–  Какое там! Людей мало. Лучшие хлопкоробы ушли в строительную бригаду.

–  А остальные на базаре гуляют?

–  Да нет… Ковыряемся помаленьку…

Аликул насмешливо прищурился:

–  А бригадир, если меня не обманывают глаза, ведет бригаду в бой, крепко сжимая в руках стакан с коньяком!.. Нет, так не пойдет, братец… Запомни: все твои дехкане - золотые работники, и все делают, из последних сил выбиваются, чтобы спасти хлопок. А сам ты ночей не спишь, глаз не смыкаешь, все думаешь, как справиться с лихой бедой? Но вот людей у тебя мало… Как солнце высасывает из земли влагу, как болезнь изнуряет человека, так и целина обескровила, истощила твою бригаду. И как ни бьются герои-дехкане, а хлопок, придавленный бурей, поднять уже не могут… И гибнет на наших полях бесценное белое золото, гибнет по вине тех, кто не вовремя и не рассчитавши сил решил взять «на ура» неприступную крепость - пустыню, добыть себе дешевую славу…