– Илюша, ты расстроен? Я так и думала!

– Не, просто привыкаю к мысли...

– Ааа. Ну если так, тогда хорошо, понятно...

– Ну давай, за девочку!
– предложил он выпить.

– За девочку, так за девочку!
– отвечала она.

Они выпили.

– Все-таки не надо пить!
– сказал он с серьезным видом.

– Не надо, - отвечала она, но вдруг рассмеялась, - а то получится из нее такая же пьяница, как я. Я ведь не пьяница?!

– Нет, ну что ты. Не надо так о себе.

– Не надо.

– А на кого она будет похожа?
– спросила Лика.

– На нас, - отвечал Илья.
– На кого еще? Вот прикинь, заходит она на кухню, такая, в платьице, и мы тут сидим и разговариваем.

– А как мы ее назовем?

Он задумался, посмотрел на нее и удивился желанию ударить по этой тупой физиономии. А еще в этот момент засветился экран трубки и раздался характерный звук, означающий, что пришло сообщение.

Она схватила трубу и начала лихорадочно барабанить по экрану пальцами, улыбаясь улыбкой недоумка. А он схватил ее и поволок в спальню. Она шуточно отбивалась, и не стала сопротивляться, когда он отнял трубку и отложил ее в сторону.

...Спал плохо, тяжело, было душно, да и Лика храпела А поутру, когда подумал, что проснулся, увидел дочь свою. Она стояла и смотрела попеременно то на него, то на Лику. Ему стало стыдно, он растерялся, подскочил, хотел спросить, как она здесь оказалась?

– Маша!
– крикнул громко и проснулся.

Оказалось, что сидит на постели. Услышал позади голос Лики, которую когда-то тоже называли Машей:

– Чего? Приснилось что-то страшное?

– Нет, - отвечал он, - нереальное... А девочку назовем не Машей.

– Хорошо. Можно Катей.

– Можно Катей.
– эхом отозвался он и поспешил прочь - в ванную. Снова накатило, и появилось это сильное желание ударить ее по лицу, как если бы это надо было сделать вместо того, чтобы разбить тарелку об пол, экран телевизора пепельницей, или еще что подороже...

****************************************

Добираться до этого места было недолго, хотя находились эти бараки за городом. Сюда лежала дорога в сторону от основной магистрали, потом надо было проехать немного по бетонке, свернуть на восток и нырнуть в заросли. За ними и открывалось неприглядное зрелище запустения, разрушения, что происходило повсеместно в стране после проделок с перестройкой и с новыми новаторским почином в области экономики.

Еще давно они купили эту землю с постройками. Что-то отремонтировали, а в основном использовали помещения для производства продукции народного потребления. Долго шли к этому решению, каждый шаг был продуман, так что сейчас не надо было сильно нырять в криминал, а достаточно было исправно платить всем и делать свой бизнес, если производство конрафакта тоже можно назвать делом. Это было лучше и безопаснее, чем все, чем он занимался в прошлом. Нестыковка в философии этой жизни - в том, как он ее понимал, философию эту - заключалась только в том, что никак не хотел он связывать риск такой деятельности с наказанием, которое понес, однажды выбивая долг у наглого предпринимателя. Его посадили потому, что твердолобый и жадный человек умер после побоев. Илья знал, что шел за своими деньгами и никак не ожидал, что день закончится камерой, с которой начнется другая жизнь, положенная в сроках своих аж на целых десять лет, и усеченная до одного. Все же было что-то и правильное в новом мироустройстве - думал Илья. Деньги делали невозможное, упаковывая чудо в формат сделки, - дерзкой и выгодной по всем параметрам и для всех участников. Никто не верил, что он выйдет через год, а когда это произошло, его лишь поздравили, а он иной раз представлял до этого, что люди будут ликовать! Конечно, не совсем нелепым был он в своих фантазиях, просто не мог сдержать себя от чувства восторга и казалось ему, что если он удивлен, остальной мир должен был жить его чувством! А когда он вышел на свободу, мир изменился за год, и он изменил в себе этот мир, пока еще не понимая каким образом и что именно?

Между зданиями и этими полуразрушенными постройками проглядывались тропинки, а там, где часто проезжали машины, колея. Тут даже железная дорога проходила - рельсы поржавели, их почти не было видно из-за травы. Он прошел знакомой дорогой, махнул рукой сторожу, который смотрел на все вон из той постройки, спрятанной в чащобе леса. Вошел в цех.

Здесь трудились те, кто никогда и в город-то не выезжал. Они приехали из другой страны, имели внешность кукольную, росток детский и говорили на мяукающем языке. Их волновали только деньги, они менялись периодически и этим занимался их куратор.

В цеху на верхнем этаже в окнах маячила фигура человека. Илья поднялся по металлической лестнице и поздоровался с мужчиной крупного телосложения. Его звали Витей, он был старше всех и предпочитал все дни проводить здесь: он попивал в меру, так, что никто и никогда не видел его пьяным, но все знали, наблюдали его в хмельном состоянии, которое он демонстрировал с каким-то даже превосходством, вероятно имея ввиду, что жизнь его состоялась удачно, раз он мог позволить себе быть расслабленным практически все время. Ну или казался таким сытым и заносчивым, потому что мало соображал, что происходит в мире вообще, и хорошо понимал, что от работы этого и других цехов зависит все его право... быть сытым и довольным. Вероятно, таким он стал после отсидки длительного срока, о чем все еще хорошо помнил, поскольку откинулся недавно; а еще он умел чувствовать себя комфортно в замкнутом пространстве в силу привычки из прошлой жизни. Он действительно с большой и нескрываемой печалью, а иной раз и с раздражением, покидал свое рабочее место, или свой пост, если приходилось куда-то уезжать, так что бригада скоро поняла, что не надо его дергать понапрасну, а иметь постоянного человека на объекте куда выгоднее, чем плохого бойца рядом.

У Вити не было семьи и родителей, иногда Сергей - другой напарник - привозил ему проститутку, впрочем, со временем Витя все реже и реже стал обращаться к нему с этой просьбой. Важно было, чтобы в углу стояли ящики с коньяком, было много закуски, работали видео и телек. У Вити был огромные руки, большое тело, высокий рост, грубые черты лица и мечта уехать жить - когда-нибудь в конце своей жизни - на остров в океане,.. или в тайгу. Не мог он не мечтать; иначе пришлось бы вспоминать прошлое, детство и молодость, потом зону, а это делать ему очень не хотелось - он начинал волноваться, потом злиться, хотелось кому-то отомстить за то, что вынужден заниматься этой бессмыслицей, которую называют жизнью. Поэтому он знал, что легко уйдет из жизни, если понадобится сложить голову в бою. Но только в бою - либо за великую цель, либо против врага. И не иначе. (К сожалению, на протяжении этого повествования ему не придется даже пострелять или подраться. )