Вот такая ирония судьбы, подумал я, вспомнив об этом обстоятельстве в темном салоне чужой машины. Хорошенькое дельце! Выходит, я теперь стал самым непосредственным клиентом Паши Воропайло, контингентом, с которым он привык работать. Интересно, как бы он повел себя, если бы вдруг я с сумкой героина очутился в поле его зрения? Предупредил бы меня об опасности в память о нашей былой дружбе? Или постарался бы поскорее упечь меня за решетку?

Когда темнота незаметно сменилась непроглядной серостью нового утра, я провел рукой по небритому подбородку и подумал, что вполне заслужил обильную еду с выпивкой, сауну и чистую постель. Оставалось лишь подождать еще немного, потерпеть. Я был готов к этому. Ведь терпеливое ожидание – это не просто удел человека, это тот самый смысл его существования, который тщетно пытаются разгадать философы на протяжении тысячелетий. Ждем неизвестно чего, надеемся непонятно на что – а все вместе называется жизнью. Когда уже не ждешь и не надеешься, это значит – ты умер. Вот и вся разница.

Любопытно было наблюдать, как утро постепенно вступает в свои права. Сначала в сумерках обрисовалась вереница тощих бродячих собак, вышедших из зимнего парка на промысел в городских дебрях. Следом стали появляться псы породистые, ухоженные, сопровождаемые сонными хозяевами. Потом у мусорных баков возникли понурые фигуры бомжей, а у входа во Дворец молодежи – женщины с деревянными лопатами для чистки снега. А уж потом по расчищенным дорожкам повалила основная масса народа: сотрудники Дворца молодежи, арендаторы, детвора, записанная в различные секции. Пустынная стоянка как-то незаметно заполнилась машинами, подкатывающими со всех сторон. Я, Арам и одноглазый Карен внимательно вглядывались в прибывающие автомобили, отыскивая среди них нужные нам «Жигули» темно-синего цвета.

– Что-то не видно твоего Лехи, – сказал Арам. Нос его выглядел в утреннем свете поникшим и унылым, а пострадавшее ухо приобрело синюшный оттенок.

– Он не приедет, – злорадно отозвался Карен. – Зря мы здесь торчим.

Едва проснувшись, он полез изучать в зеркальце свою физиономию, но через пару секунд поспешно возвратил платок на место выбитого глаза, как будто надеялся, что он восстановится сам собой, если оставить его в покое.

– Приедет, никуда не денется, – пообещал я, стараясь придать голосу уверенность. – Некуда ему деваться.

Не отрывая взгляда от съезжающихся машин, я мысленно торопил Леху: давай, парень, не тяни, не испытывай мое терпение. Все равно ты не сможешь по-умному воспользоваться добычей. Двадцать килограммов сахара пригодились бы тебе куда больше, чем героин. Это не тот товар, которым можно торговать на рынке. Верни его и забудь как страшный сон. Всем будет лучше.

Мои безмолвные призывы подействовали. На площадку медленно вырулила машина подходящей модели и расцветки. Я медленно выдохнул воздух из груди и сказал почему-то шепотом:

– Кажется, он.

– Так иди, – забеспокоился Арам. – А то уедет.

– Если уж он здесь, то не уедет.

Я вглядывался в «шестерку», пытаясь определить, кто сидит за рулем, но она остановилась неудачно, ее заслонял корпус другого автомобиля. Мне и самому было непонятно, почему я медлю, вместо того чтобы пройти три десятка шагов и заглянуть в окно темно-синих «Жигулей». Но я все равно оставался на месте.

Карен нетерпеливо выругался и, обернувшись, уставился на меня своим глазом:

– Ну?

– Не нукай, – отозвался я.

Над крышами машин возникла Лехина голова в знакомом кепи с опущенными наушниками. Эта голова вертелась во всех направлениях, выискивая вчерашний «Форд», но мы-то явились на встречу в «Мазде», поэтому Леха не задержался на ней взглядом. Даже издали было заметно, что он ужасно нервничает. Отчасти я понимал парня, сам побывав в его шкуре. Но, с другой стороны, слишком уж явно он выдавал свой испуг. Казалось, он в любой момент готов пуститься наутек, однако что-то сдерживает его, заставляет оставаться на месте. Что именно?

– Сидите и ждите, – сказал я спутникам. – Сейчас я заберу у этого красавца сумку, отдам ее вам и отпущу вас на все четыре стороны. Геворкяну передадите, что у меня появилось срочное дело. Пусть поищет себе другого мальчика для битья.

Говоря это, я внушал себе, что именно так все и будет. Но никакой уверенности при этом не испытывал. Напротив, чувство близкой опасности холодило меня изнутри. Да и морозный воздух снаружи был пропитан теми же самыми тревожными флюидами.

Спрятав пистолет под куртку, я выбрался из «Мазды» и, выпрямившись, стал ждать, когда Леха меня заметит. А сам тем временем продолжал приглядываться к нему. Две странности бросились мне в глаза, две маленькие странности, на которые я не обратил бы внимания, если бы все мои чувства не были обострены до предела.

Впритык к «Жигулям», чуть ли не прижимаясь кормой к бамперу, торчал автофургончик белого цвета. Леха то и дело бросал на него быстрые косые взгляды, словно желая убедиться, что микроавтобус никуда не делся. И мне очень не понравились эти зырканья украдкой.

Второй настораживающий момент заключался в злополучной спортивной сумке, которую Леха держал в руке. Чересчур небрежно держал, как будто она почти ничего не весила. Даже помахивал сумкой, а ведь в ней двадцать килограммов весу!

– Эй! – крикнул он, когда увидел меня. – Это я!