— Я никогда не прощу тебе эту глупую шутку, — сказала живая девушка. — Выдумал тоже: поставил мой голос на тупоголовую кибу. Я тебе страшно отомщу, страшно! Приделаю твой голос к автомату-напоминателю в ванной, и будешь вещать там: «Помойте ванну, бу-бу-бу. Уходя, гасите свет, бу-бу-бу. И не забудьте спустить воду!» Понравится тебе такая должность?

Керим был араб по происхождению, Герта — шведка, Мир, как вы догадываетесь по его стихам, русский. Никто не сумел бы сказать, какой национальности Юна. Все расы смешались в ее крови, и каждая оставила свой след: кожа темная, почти как у негритянки, тонкий с горбинкой персидский нос, чуть удлиненные монгольские глаза, тяжелые и пушистые русые волосы. Сочетания неуместные, дерзкие. На улицах на нее оглядывались с удивлением, оглянувшись, не могли оторваться.

Юноша вздрогнул. Сердце у него оборвалось, дыхание захватило. Все-таки была какая-то связь между ними. Присутствие Юны действовало на него, как электрический удар.

Вслед за Юной в комнату радистов вплыл тяжеловесный лобастый мужчина среднего роста с широченной грудью и бицепсами штангиста. Это был начальник станции Ариэль — Май Далин.

— Как настроение, молодежь? — крикнул ом. — Дождались решающего дня?

Причалив к окну, обратился с речью к зеленому шару:

— Пришел тебе конец, старик. Помнишь греческий миф? Ты был богом неба, но даже детям своим не давал света, заточил их в мрачный Тартар. И Гея — Земля, их мать, ополчилась против тебя, подала острую косу Кроносу — младшему из твоих сыновей…

И он тебя оскопил и низверг. Было такое дело? Мифы греков, в сущности, рассказывают о природе, — продолжал Далин, обращаясь уже к радистам. — Уран — небо, Крон ос — время. Время способно обесплодить даже небо, время все уничтожает, даже свои творения. Кронос, как известно, пожирал своих сыновей… пока его не сместил Зевс — гордый, ревнивый, похотливый, сварливый внук Земли, человекоподобный бог. И Человекоподобный победил и Время и Небо.

— Вот сегодня это и сбудется, — заключил Далин с улыбкой.

Он был немного говорлив, как все сверхсрочники. Слово это в XXIII веке имело новый смысл, совсем не тот, что раньше. В XXIII веке сверхсрочниками называли людей, которым врачи продлили жизнь и молодость сверх естественных 60–70 лет.

Далин был из старших сверхсрочников. Он помнил первые опыты по продлению жизни, когда долголетие доставалось еще не всем, только самым уважаемым и обязательно очень здоровым людям. Далин был и здоровяком и знаменитостью — космическим капитаном, участником первой экспедиции к Сатурну.

Он получил долголетие как бы в награду за работу в космосе и отдал космосу все сверхсрочные годы. Его сверстники давно ушли на покой («Кто на виллу, кто в могилу», — мрачно шутил он), а Далин все летал — по солнечной системе и за пределы ее— к черным и черно-красным инфразвездам.

Далин пришел в космос, когда эпоха капитанов кончалась в космосе, начиналась эпоха инженеров. Он не столько открывал, сколько строил, строил на знойном Меркурии и на ледяном Ганимеде, на клокочущей Венере и на невесомом Икаре.

— Но это уже в последний раз, — говорил он, принимая назначение на Ариэль. — Хочу жить на доброй Земле, где люди, выливая стакан воды, становятся тяжелее на двести граммов. В самый последний раз! Тут уж я морально обязан как сверхсрочник.

— Тут уж я морально обязан, — сказал Далин, принимая назначение на Аризль.

Дело в том, что работа станции Ариэль и весь проект «Коса Кроноса» косвенно были связаны с проблемой долголетия.

Все люди стали жить по двести лет и больше. Смертность упала. Населенна земного шара росло быстрее. Оно уже достигло 86 миллиардов человек.

К XXIII веку люди уже превратили пустыни в сады, тропические леса в плантации, вели подводное земледелие на мелководье, строили в океанах понтонные плавучие острова.

Пришла пора вспомнить слова Циолковского: «Земля — колыбель человечества, но нельзя же вечно жить в колыбели».

Но в солнечной системе не было других планет, пригодных для обитания людей — либо слишком жаркие, либо слишком холодные.

Можно было, правда (техника уже позволяла), передвинуть планету на другую орбиту, более приемлемую для человека.

Какую именно планету?

Всемирная Академия наук решила Марс и Венеру с их своеобразной жизнью оставить как музейные экспонаты.

И тогда возник дерзкий проект: расколоть на части одну из больших планет, разрезать, как каравай хлеба, как головку сыра, как арбуз.