Пройдоха упал на колени и, размазывая по щекам слезы, стал умолять, чтоб его отпустили, что он отдаст, дайте только месяц времени! И уткнулся мордой в землю.

Макарыч, потирая ухо, отвел Леща в сторону, делая вид, что в чем-то хочет его убедить, а на самом деле сказал:

— Дружище, ты мне в толкучке по уху заехал, я чуть с копыт не слетел.

Лещ улыбнулся:

— Ну извини.

— Ладно, дальше по плану, как бы действительно не переиграть. — Макарыч тоже улыбнулся.

Парни вернулись к Чернявчику.

— Слышь! Баран! Короче, отстегнешь сорок косых. Завтра двадцать! И через две недели двадцать! Это только из уважухи к твоей братве. Скажи им «спасибо». — И Лещ показал пальцем на Макарыча и Равиля. — И еще! Вздумаешь свалить, квартиру спалим! Понял?.. Бабули передашь через Макарыча.

Чернявенький быстро-быстро закивал… Вот влип!

Никто из парней не обратил внимания, что получая удары в основном по голове, Юрик тем не менее руками прикрывал совсем другое место…

По дороге назад юный прохиндей разнылся:

— Где я до завтра такие деньги возьму?

— Ты же передал Репкину сотку, — напомнил Макарыч. — Выпроси, в долг возьми или укради. Короче, выкручивайся, если жить хочешь.

Авто остановилось у дома судьи. Макарыч дал последние наставления Юрику:

— Как только выпросишь двадцатку, сразу звони. Мы у твоей мамы подождем. Иди!

Прежде, чем зайти в квартиру, Чернявенький поднялся на последний этаж, снял ботинок, затем носок и понюхал его. Вытащил из трусов купюры и бережно пересчитал, ощупывая каждую бумажку. Потом засунул увесистую пачку в этот самый носок, заложил импровизированный клад между стеной и трубой мусоропровода и придирчиво со всех сторон оглядел:

«Никто не увидит», — удовлетворенно подумал прохиндей.

В ту ночь никто из наших героев не спал.

Судья Репкин испытывал угрызения совести из-за своего падения и просчитывал варианты последующих событий, если вдруг он поступит согласно собственному правосознанию, то есть оставит Кротова под стражей. Нет, такое решение грозило катастрофой…

Нина Петровна, вмиг ставшая зажиточной женщиной, прикидывала, как распорядиться приплывшим капиталом и что прикупить в первую очередь.

Жора Кротов не мог заснуть на нервяке, его терзала неизвестность развития завтрашнего судебного заседания.

Юра Чернявенький всю ночь крутился, мучаясь от мысли, как поступить. Отдаст он деньги или спрячется, в любом случае его ждали большие материальные потери. Никакой новой идеи в его отбитую бошку не приходило.

Рядышком вздыхала Наташка, полная обиды и жалости к себе от избыточной нежности к Юрику и полной сексуальной неудовлетворенности.

Всю ночь проболтали Катерина Васильевна, Равиль и Макарыч, пришедшие к ней в гости. Темой для разговора, конечно, был ее ненаглядный сыночек. Много интересного почерпнули бандиты из Катиной болтовни, например, о приобретенной ее кровиночкой новой двухкомнатной квартире, записанной на имя неблагодарной тещи.

Вадим и Вова зависли в ночном баре.

Шикарные Таня и Галя, после того как «попилили» валюту, жестко занимались лесбийской любовью.

Ящер играл в преф с попутчиками.

Флора не спала от волнения перед кон-курсом.

Крапаль пил «Снежинку» в компании бомжей.

Лещ смотрел видик.

Клим обольщал молодую студентку.

Череп грабил продуктовую лавку.

Лерочка мучила очередного воздыхателя.

Глеб поругался с папочкой — ментом и слонялся у дома.

Пал Палыч занимался бухгалтерией радио-^ салона.

Больше всех страдал адвокат Шахов Виктор Иванович, он в плавках бегал вокруг своей горящей дачи, подожженной одним обманутым клиентом.

Мансур Ибрагимович размещал по номерам гостей из Грозного.

Крепко спал только компьютерщик Костя Синицын.

Измученный бессонницей и борьбой с собственной совестью, Василий Иванович Репкин открыл судебное заседание с большой задержкой. Он прекрасно понимал, что правосудие вряд ли когда-нибудь найдет возможность разобраться с бандитом Жорой Кротовым, очутись тот на свободе. Но судья также представлял, что может случиться в его собственной судьбе, поступи он по закону.

Невнимательно выслушав аргументы защиты, протест представителя обвинения, он мысленно искал доводы для оправдания своего бесславного падения. Как ни крути, а выходило, что его просто-напросто купили, как ночную вазу, хотя и по хорошей цене.

«Ну что ж, не я первый и не последний», — вздохнув, подумал он и с ненавистью посмотрел в сторону расфуфыренных адвокатесс. Эти деловитые сучки были инициаторшами и свидетельницами его совращения.

Юристки-авантюристки старательно делали вид, что ничего особенного не происходит, и лишь изредка бросали тревожные взгляды на непредсказуемого судебного работника.