— Расходитесь, расходитесь, спектакль закончен. Все по домам!

Толпа начала расходиться. Блейн встал и отряхнулся.

— Что случилось? — спросил он.

— Вот глупый, это же был берсеркер, — объяснила веснушчатая девочка. — Разве не видел?

— Видел. А что, здесь много таких?

Девочка с гордостью кивнула.

— В Нью-Йорке берсеркеров больше, чем в любом другом городе мира, кроме Манилы, — там их называют амоками. Но это одно и то же. У нас появляется примерно пятьдесят берсеркеров в год.

— Больше, — вмешался какой-то мужчина. — Семьдесят, даже восемьдесят в год. Но этот не слишком-то расторопный.

Вокруг Блейна и девочки собралась группа любопытных. Началось обсуждение происшедшего. Блейн подумал, что в двадцатом веке так обсуждали автомобильные аварии.

— Сколько человек пострадало?

— Всего пять, и, по-моему, он никого не убил.

— Он не слишком и старался, — сказала пожилая женщина. — Когда я была девчонкой, остановить таких удавалось не сразу. Да, в наше время были настоящие берсеркеры.

— Да и место он выбрал неудачное, — заметила веснушчатая девочка. — 42-я улица всегда полна полицейских. Здесь берсеркер даже не успеет развернуться, как его тут же приканчивают.

— Ладно, ребята, расходитесь, — послышался голос подошедшего здоровенного полицейского. — Повеселились и хватит.

Толпа разошлась, Блейн сел в автобус, недоумевая, почему пятьдесят или даже больше человек в Нью-Йорке становятся неистовыми берсеркерами каждый год. От нервного напряжения? Безумное проявление индивидуализма? Особый вид преступления для взрослых?

И это тоже придется выяснить, если он хочет понять мир 2110 года.

По указанному адресу находилась роскошная квартира на верхнем этаже фешенебельного дома на Парк-аверю, в районе 70-х улиц. Дворецкий провел его в просторную комнату с длинным рядом кресел. Там уже сидела дюжина громкоголосых, крепких, загорелых мужчин, небрежно одетых и неловко чувствующих себя в такой изысканной обстановке. Большинство из них знали друг друга.

— Привет, Отто! Решил снова поохотиться?

— Да. Нет денег.

— Я так и знал, что ты вернешься к нам, старина. Здорово, Тим!

— Как поживаешь, Бьерн? Это моя последняя охота.

— Вот как? До следующего раза?

— Нет, я серьезно. Покупаю ферму в глубоководной впадине Северной Атлантики. Нужен вступительный взнос.

— Да ведь ты пропьешь свой взнос!

— На этот раз не пропью.

— Привет, Тезей! Верная рука в порядке?

— Как всегда, Чико. А ты как?

— Ничего, малыш.

— А вот и Сэмми Джонс, как всегда последний.

— Но ведь я не опоздал, правда?

— Опоздал на десять минут. Где твой кореш?

— Слиго? Погиб. Во время охоты на Астуриасе.

— Круто подзалетел. Страховка-то хоть была на потустороннюю жизнь?

— Вряд ли.

В комнату вошел мужчина и громко произнес:

— Господа! Прошу внимания!

Он остановился в центре комнаты, подбоченившись и глядя на сидящих охотников. Это был худощавый, мускулистый мужчина среднего роста, в бриджах и рубашке с расстегнутым воротником. У него были небольшие холеные усики и удивительно синие глаза, выделявшиеся на худом загорелом лице. Несколько секунд он разглядывал охотников, отчего те неловко покашливали и шаркали ботинками.

— Доброе утро, господа, — сказал наконец мужчина. — Меня зовут Чарльз Халл, я ваш наниматель и жертва. — По его лицу пробежала холодная улыбка. — Прежде всего, господа, несколько слов по поводу законности нашего мероприятия. В последнее время возникла некоторая путаница в этом вопросе. Мой адвокат тщательно изучил все аспекты данной проблемы и даст вам сейчас разъяснения. Прошу вас, мистер Дженсен!

В комнату вошел невысокий, нервного вида мужчина, поправил очки и откашлялся.

— Да, мистер Халл. Господа, относительно законности охоты в данный момент: в соответствии с пересмотренными и дополненными поправками к закону о самоубийстве от 2102 года, любой человек, защищенный страховым полисом, гарантирующим ему потустороннюю жизнь, имеет право выбрать для себя любую смерть в любое время и в любом месте за исключением жестоких и противоестественных способов. Законность этого основного «права на смерть» очевидна: юристы не признают физическую смерть как таковую, если эта смерть не влечет за собой гибели сознания. Если сознание сохраняется, то убить тело не менее законно, чем состричь ноготь, — с юридической точки зрения. В соответствии с недавним решением Верховного суда тело считается всего лишь придатком сознания, которое может избавиться от него, когда пожелает.

Во время объяснения Халл расхаживал по комнате быстрыми кошачьими шагами. Потом он остановился и сказал адвокату:

— Благодарю вас, мистер Дженсен. Таким образом, никто не может оспаривать мое право на самоубийство. А также нет ничего незаконного в том, что я выбрал одного человека — или нескольких, — чтобы они помогли мне совершить этот акт. Ваши действия считаются законными, поскольку попадают под раздел разрешенных убийств закона о самоубийстве. Как видите, все хорошо. Единственная проблема вытекает из недавней поправки к закону о самоубийстве. Он кивнул мистеру Дженсену.