— Вы уверены, что мы правильно идем? — спросил Шекли.

— Путь вниз и путь вверх — один и тот же путь, — ответил фон Тюрендельдт пугающим шепотом.

Они приблизились к большой медной двери. На ней висела табличка: «Далее — вечное проклятие! Вас предупредили!»

— Ох, не нравится мне все это, — сказал Шекли.

Они отворили медную дверь и по лестничным маршам, а потом по скобяным лестницам спустились через большие помещения с бетонными стенами и мерцающими флуоресцентными лампами. Эти парковки пустовали, если не считать одного-двух забытых «БМВ». По мере продвижения путников слабело освещение, помещения встречались все менее ухоженные, с сором на полу, с плесенью на стенах, с паутиной в углах. Наверху время от времени лязгало, клацало или брякало; Шекли не удавалось понять по звукам, что там происходит.

Позади остался тюремный блок, разделенный на камеры с решетками. Там было сыро, зловонно и пусто, если не считать одинокого скелета в цепях; гримасничающий череп тянулся к источнику света, все к тем же мерцающим на потолке ртутным лампам. То была территория утраченных надежд и нарушенных обещаний.

— Это место вроде бы зовется Пучиной Отчаяния, — шепнул фон Тюрендельдт.

— Кажется, предложенный вами путь может привести лишь туда, где еще хуже, — заметил Шекли.

— Надо верить! Нельзя воспринимаемое считать истинным!

— А каким его следует считать?

— Все то, что мы здесь воспринимаем, суть предчувствие рока — независимо от результата.

— Это факт? — спросил Шекли с глубочайшим, хоть и никак не проявившимся внешне сарказмом.

Спустя какое-то время они заметили, что по их следам движется некто очень массивный. Шаги приближались и вселяли страх. А еще слышался скрежет когтей по бетонному полу.

— Не обращайте внимания, — посоветовал фон Тюрендельдт. — Поверьте, ожидание ужасного конца ужаснее самого этого конца, каким бы он ни был ужасным.

Они повернули за угол и едва не уперлись в чудовище. То был гигантский ящер, стоящий на могучих задних лапах. Передние лапы, маленькие, он держал перед грудью. Из кошмарной пасти выглядывали большущие треугольные зубы. Даже слабоумный узнал бы тираннозавра, одного из самых опасных исполинских ящеров, до сего момента считавшихся вымершими.

— Иногда конец бывает ужасней, чем ожидание его, — проговорил тираннозавр. — Мы это называем фактом воображения. Воображение — это процесс придумывания, а факт — реализация придуманного. И то и другое может научить нас кое-чему полезному.

— Например? — спросил фон Тюрендельдт.

Тираннозавр махнул левой передней лапой и длиннющим когтем распорол Тюрендельдту живот. Блондин со стрижкой «ежик» едва успел ахнуть от неожиданности, как его внутренности упали на пол, а сам он упал сверху. Ящер снял с кровавого трупа машину Орфея.

— Этот наглец никому не нравился, — задумчиво проговорил тираннозавр, — но все же он сделал кое-что полезное. — И ящер осторожно покачал машину Орфея на серебряной цепочке.

— И что за урок я должен из этого извлечь? — Шекли было не до изумления, у него очень болели ноги, да и вообще настроение оставляло желать лучшего.

— Преимущество фокального персонажа в том, что самое худшее всегда случается не с ним.

— Ну вот откуда такие речи, а? Ты же безмозглый ящер, извини за прямоту. Философствовать тебе не полагается.

— Между прочим, это твой интеллект решает, какие речи мне вести.

Интеллект Шекли принял вызов. Очевидно, дело в древ ней наследственности, подумал он. Тираннозавры считаются самыми умными из гигантских ящеров. Располагая мозговыми извилинами и противопоставленными пальцами, они изобрели сознание — и это в те времена, когда человек представлял собой трусливое лемуроподобное существо с ничтожными шансами на выживание. И если бы тот астероид не врезался в Юкатан и не уничтожил ящеров-исполинов, человечество вряд ли получило бы толчок к развитию…

Да, динозавры более не существуют — кроме вот этого. Но и его явно создал Боб в каких-то своих целях.

Далее Шекли предположил, что это, должно быть, самая последняя попытка Боба довести сюжет до желаемого финала. Вот только какого финала он желает?

Едва Шекли подумал об этом, как услышал музыку, и была она столь чудесна, что восхищение ею пересилило страх перед дальнейшим развитием событий. Он уже не скорбел по безвременной кончине Тюрендельдта. Сладостные звуки подчинили мозг Шекли своему волшебному ритму — упорядочивающему, умиротворяющему, гармонизирующему. Сами собой отпали ненужные мысли, словно перхоть под воздействием целебного лосьона.

Он поднял взгляд. Тираннозавр играл для него на машине Орфея.

И тогда Шекли задал вопрос, который не мог не задать. Тем более что и ящер, похоже, ждал его.

— Как такое может быть?

— Шекли, тебе необходимо понять, что ты деталь сюжета. И вместе с тем ты его автор. Я тоже деталь сюжета, меня прислал Боб, чтобы ускорить работу и привести тебя в Совершенно Замечательное Место. И сейчас мы находимся в отправной точке.

Тираннозавр провел Шекли через последнюю медную дверь — в невероятное.