— Северина, — проворковала она, — и я могу… я должна загладить свою вину. Любым способом.

Ее голос казался почти кошачьим. Ее взгляд околдовывал. Ее томные движения заставляли забыть весь мир. Мужчина снова, почти осязаемо, коснулся взглядом белой кожи ее рук и груди, выступающей из корсета. А потом усмехнулся:

— В другой раз… Северина. Имя-то что такое дурацкое?

— Мне нравится, — пожала она плечом.

Он следил за этим кратким жестом, как завороженный. Как-то пофигу стало, что только-только вышел от Катиш. И если пофигу это, то почему должно быть не пофигу, что дома ждет жена? Движения этой женщины манили его, она сама с этой минуты врезалась в его существо, не оставив места покою и благоразумию.

— Тебе не идет, — негромко ответил мужчина. А потом чуть склонился, чтобы что-то добавить. Не успел. Секунды не хватило.

— Закс, мать твою! Хрен тебя найдешь! — из соседнего зала к нему пробирался Ольховский. — Ты трезвый или на такси?

Закс обернулся, окинул взглядом Алекса, выглядевшего немного более взъерошенным, чем обычно, и ответил:

— Трезвый, трезвый.

— Тогда к черту все, погнали. Ты все? Дел не осталось?

— Остались, — он усмехнулся, обернулся к той, что назвалась дурацким именем Северина, вынул из кармана визитку и сунул ей в руку. — Звони, или я сам тебя найду.

Звучало как обещание.

Она взяла визитку, посмотрела на имя, которое и без того прекрасно знала, и убрала карточку за корсет.

— Вы знаете, где меня найти, — ее улыбка и ему обещала многое.

Потом они ушли. Она осталась одна. В этом месте для избранных. Северина ходила среди клиентов, призывно улыбалась, составляла компанию и поддерживала ничего не значащие разговоры. И никто бы не догадался, что все ее мысли лишь об одном. О том, что ее чертова жизнь впервые дает ей чертов шанс, о котором она просила долгие десять лет.

Теперь Анна Протасова сможет, наконец, отомстить Виктору Заксу.

Глава 2. Настя

Десятью годами ранее

— Мам, ну маааам, — канючила Настя, бродя за матерью по дому. — Ну можно я поеду? Каникулы же. Через пару дней вернусь.

— И что тебе там сейчас делать? — с улыбкой спросила Марго. — К кому намылилась уже?

— Чего сразу «намылилась»? — надулась дочка. — Ну, допустим, с Машкой погуляем. Она же тебе нравится, — Настя показала матери язык. — Всегда говоришь, какая она умница-разумница.

— Ревнуешь?

— Больно надо!

— Лучше бы список литературы на лето открыла хоть, — отмахнулась Марго и направилась из кухни в гостиную.

На даче в это время было хорошо — тишина, хлопот никаких, ужин готов. Погода располагала к философствованию. Марго легко выдохнула и устроилась на диване, вытянув ноги.

— Десятый класс, Насть, определяться пора, — безапелляционно проговорила она.

— Ага, как раз дома и возьму Тургенева, — воодушевилась в ответ Настя. — А Шишкин меня с собой зовет поступать. Он в театральную академию собирается.

— Папа будет против. И против театра, и против твоего Шишкина, и против поездки. Хочешь нарваться — сама у него спрашивай. Я участвовать не буду, — улыбнулась Марго, потом взяла с тумбочки у дивана книгу и, раскрыв ее, не глядя на дочь, добавила: — Но концептуально — право имеешь.

Это означало только то, что по приезду Петра Михайловича, Марго обязательно вставит свое веское слово в дискуссию. И Настя это прекрасно понимала.

— Сама уеду, — проворчала она. — Утренней электричкой.

И выскочила из комнаты.

— Настя! — позвала мать. Но девочка не отозвалась. Что взять с пятнадцатилетнего подростка? Когда самой Марго едва исполнилось восемнадцать лет, она влюбилась без памяти в Петра Горина — в мужчину, старше ее почти на двадцать лет. Человека с прошлым, настоящим и будущим. Не самым простым. Только ее не удержали ни отец с матерью, ни собственные принципы. Ничего. Ушла с одним чемоданом из дома в квартиру, которую снял для нее женатый на тот момент любовник, ничего при этом не обещавший ей. Это потом уже был долгий изнурительный развод, скандалы и истерики Марии Алексеевны, раздел имущества и отъезд последней за границу с весомой частью состояния, заработанного Петром Михайловичем. А еще была свадьба, рождение Насти и их тихая жизнь, в которой Марго была вполне себе счастлива, не задумываясь над чем-то отвлеченным. Она была женой и матерью. Большего и не хотела никогда.

У дочери характер отца. Но бросить все и уехать — вполне в репертуаре Марго. В неизвестность, обрубая все концы. Потому она нуждалась в некоторой свободе выбора и действий. Главное — не навредить. Покладистость — это не про Гориных.

От тревожных мыслей ее отвлек шум за окном. Марго медленно встала и подошла к подоконнику. Одернула занавеску. К дому подъехали две машины. Мягко прошуршали резиной и остановились у самого крыльца. Из второго черного монстра суетливо выскочил Петр Михайлович и взбежал по ступенькам.