— Что за дешевка, Катерина! — одернула Рета.

Прежний откровенный голос, прежняя откровенная злость. Афина Паллада, презирающая смертных. Рета — красивое создание, но, возможно, с ней нелегко жить. Он начал расспрашивать о людях Меллинга.

Через двадцать минут она собралась уходить.

— Я тебя провожу, — предложил Джеймс.

— В этом нет необходимости, Джеймс.

— Приятное не всегда бывает необходимым. Катерина, если позволишь, я потом вернусь, так что не прощаюсь.

На улице совсем стемнело. Луны на небе не было, но не было и облаков. Звезды заволокла легкая дымка, не плотнее, чем туман в сентябре перед восходом солнца. Воздух был влажный и чистый, пахло дымом и прелыми листьями.

Они прошли треть недолгого пути к дому Реты, когда Джеймс заговорил.

— Мне в самом деле нужно с тобой поговорить, Рета. Я не знаю, какое соглашение было между матерью и Катериной по поводу Гейт-хауса. Может, ты сможешь мне в этом помочь?

Она замедлила шаги.

— Не знаю, чем я могу тут помочь. Почему ты спрашиваешь у меня?

— Разве это не лучший способ выяснить? — удивился Джеймс. — Я надеялся на более беспристрастное отношение.

— Тогда тебе лучше переговорить с мистером Хоулдернессом.

— Я так и сделаю. Но у меня такое впечатление, что он не все знает. Ты же помнишь, какая моя мать — она все делала по-своему: самодержица, гранд-дама. Скорее всего, ей и в голову не пришло упомянуть о приватном соглашении с Катериной. Я хотел бы знать, говорила ли она тебе о нем? Давай еще немного пройдемся. Так говорила?

— Да. Когда Катерина приехала сюда после смерти мужа, она сказала: «Тетя Милдред пустила меня жить в Гейт-хаус за ничтожную ренту». А когда я после этого встретила твою мать, она мне сказала: «Я разрешила Катерине жить в Гейт-хаусе. Похоже, Эдвард Уэлби оставил ей доход в две с половиной пенни в год».

— А про ренту моя мать ничего не говорила?

— Нет.

— А про мебель?

— Да, она сказала, что Катерина может занять две комнаты в первом этаже, и, видимо, ей придется разрешить Катерине взять кое-какую мебель.

— Это может означать что угодно. Меня интересует, эту мебель она отдала напрокат или насовсем?

— Не знаю.

— Некоторые из вещей довольно ценные.

— Догадываюсь. Может, Мейхью знает?

— Нет. Слушай, это длилось годами. То и дело моя мать говорила: «Я разрешила миссис Уэлби взять то-то и то-то». Или Катерина говорила: «Миссис Лесситер сказала, что я могу взять то и это». Предметы уносились в Лодж — и ни малейшего упоминания о том, отданы они насовсем или на время. Я сомневаюсь, что некоторые вещи мать могла отдать просто так.

— Да, непонятно. Может, сама Катерина скажет, подарены эти вещи или нет?

Джеймс засмеялся.

— Дорогая моя Рета!

В его голосе и смехе было столько сарказма, что к этим трем словам ничего не надо было добавлять.

Они дошли до ворот Лоджа и повернули обратно. Оба вспомнили, как часто они так гуляли — под звездами, под луной, среди темных сумерек, переполненные любовью настолько, что не было сил расстаться. Любовь ушла, как ушла юность и эти долгие прощания. Единственное, что осталось, думала Рета, так это прежнее завораживающее чувство близости. В комнате Катерины Джеймс показался ей незнакомцем. Сейчас, в темноте, ее охватила… нет, не прежняя любовь, а прежнее ощущение присутствия близкого человека. И оно подтолкнуло ее на опрометчивые слова:

— Джеймс, а ты не мог бы… отпустить ее?

Он засмеялся.

— Отпустить со всем этим?

— А почему бы нет? Ты обходился без этих вещей долгие годы. Ты сделал много денег, не так ли? К тому же никто не сможет точно сказать, каковы были намерения твоей матери. Если поднимется скандал, Катерина… будет страшно расстроена.

— Не сомневаюсь, — с усмешкой сказал он. — Но видишь ли, все не так просто, как ты думаешь. Мне предложили за Меллинг-хаус очень хорошую цену, но я должен предоставить пустующее владение. Это относится и к Гейт-хаусу. Если Катерина получила меблированный дом, тогда все в порядке — я ее извещу, и она должна будет выехать. Но если дом был не меблированный, тогда это совсем другое дело. Вот мы и опять дошли до твоей калитки. Я должен вернуться. Посмотрим, что сообщит мне Катерина, но если она не изменилась, в чем я уверен, то нам и на два квартала не подступиться к правде.

— Джеймс!

Он снова засмеялся.

— Ты тоже не изменилась. Ты все тот же добрый друг, а я — тот же злейший враг. Не забывай, ты ничем не обязана Катерине. Она изо всех сил старалась перебежать тебе дорогу.

— Все это в прошлом.

— А сейчас ты хочешь, чтобы я не был к ней суров. Ну-ну! Жить так, как ты, — это не окупается, но я понимаю, что ты не можешь иначе. Ты даже не пытаешься, а я тем более не намерен сворачивать со своего пути. Как ты знаешь, он мне никогда не изменял. Если есть хоть фартинг долга, я его получу.