— И жизнь Руверы стала платой за воскрешение духа?

— Возможно, — вздохнул он. — Капитан, завесы… потревожены. — Он вдруг склонил голову набок, не сводя с нее глаз. — Плата? Возможно, не плата, а… пища. Сила пожираемая, дающая власть порвать завесу между живым и мертвым и отвергнуть законы времени.

— Времени, ведун? Не места?

— Возможно, они одинаковы. Мертвое пребывает в прошлом. Живое толпится в настоящем. А будущее ждет тех, что еще не родились; однако, рождаясь, они выбрасываются в настоящее, и будущее остается лишь посулом. Вот еще завесы. Мысленно мы пытаемся проникнуть в будущее, но мысли прибывают туда мертвыми — вопрос перспективы, понимаете? Для будущего и прошлое, и настоящее мертвы. Мы проталкиваемся, желая сделать неведомый мир улучшенной версией своего. Но, держа в руке мертвое оружие, мы превращаем в мертвых жертв тех, что еще не родились.

Она потрясла головой, ощущая странную, беспокоящую смесь отрицания и сомнений. Вполне очевидно, что разум Реша поврежден, разбит горем и потрясением. Невозможно понять, есть ли цель в этих мудрствованиях. — Вернемся, если не возражаете, — подала она голос, — к теме силы.

Мужчина устало вздохнул. — Капитан, нас затопило возможностями. Не знаю иного способа описать волшебство, новоявленную магию. Я рассказал о трех завесах времени. Рассказал о завесе меж живым и мертвым, и она может быть вариацией или частным случаем завес времени. Но отныне я верю: есть еще много, много завес, и чем сильнее мы рвем их в поисках сил, в неуклюжих экспериментах, тем менее существенными становятся преграды меж нами и неведомым. И я страшусь того, что может произойти.

Финарра отвернулась. — Простите, ведун. Я лишь простая хранительница…

— Да, вижу. Вы не понимаете моих предостережений. Новорожденное колдовство — одна сырая сила, без видимых правил.

Она подумала о его жене, Рувере. Рассказывали, что звери разрывали ее член за членом. Какое ошеломление, какая ужасная потеря для трясов. — Вы говорили с другими ведьмами и ведунами своего народа?

— Наконец вы начали понимать наш кризис. — Реш медленно поднял руки, словно изучая их заново. — Мы не решаемся. Никакая мысль не способна пронизать новое будущее.

— А Мать Тьма?

Он нахмурился, не сводя взгляда с рук — руки не художника, а солдата, грубые, в шрамах… — Тьма и свет — лишь завесы? Что за дары принес ей лорд Драконус? Каков смысл узора на полу Цитадели, Терондая, что ей завладел?

— Может, — рискнула сказать она, — лорд Драконус пытается наложить правила.

Он хмурился все сильнее. — Темнота без света. Свет, начисто выжегший темноту. Простые правила. Правила, различия и определения. Да, хранительница, отлично. — Реш сел прямее. Глянул на бесчувственное тело друга, коего знал всю жизнь. — Я сам должен увидеть Терондай. В нем скрыт секрет. — Однако он не пошевелился.

— Не ждите слишком долго, — спокойно посоветовала Финарра.

— Я задумываю путешествие иного сорта, — сказал Реш. — К путям исцеления.

Она оглянулась на Кепло Дрима. — Воображаю, ведун, что искушение непреодолимо, но не вы ли говорили об опасностях?

— Я.

— Что же вы делаете?

— То, что должен делать друг.

— Это разрешено?

— Ничто не разрешено, — прорычал он.

Финарра всмотрелась в ведуна и вздохнула. — Помогу чем смогу.

Реш наморщил лоб. — Трясы отвергают ваше прошение. Ставят преграды снова и снова. Вы находите нас закоснелыми и уклончивыми, но остаетесь. А теперь, капитан, предлагаете помощь в спасении жизни Кепло Дрима.

Она стянула кожаные перчатки. — Слишком высоки ваши стены, ведун. Трясы мало что понимают в окружающей жизни.

— Мы видим резню. Видим фанатизм и преследования. Видим рождение бессмысленной гражданской розни. И еще видим убийц нашего бога.

— Если вы видите лишь это, ведун, то никогда не поймете, почему я предлагаю помощь.

— Как я могу доверять вам?

Она пожала плечами: — Обдумайте самые пошлые мотивы, ведун. Я ищу вашей поддержки. Стараюсь завоевать ваше расположение, чтобы вы добавили вес моим речам перед Его Милостью.

Ведун подался назад. — Бесполезно. Все уже решено. Мы не будем действовать.

— Тогда я уеду как только смогу. Но сейчас… скажите, чем могу я помочь в исцелении вашего друга.

— Никакой бог не смотрит на нас, капитан, чтобы положить вашу заслугу на полку добрых дел.

— Я сама определяю, добры мои дела или злы.

— И как взвесить?

— Я сурово сужу себя. Жесточе, чем посмел бы любой бог. Мне не нужны святоши, чтобы утешиться.

— Это ли задача священников?

— Если нет, я готова услышать больше.

Однако он покачал головой и встал, тихо застонав. — Во мне все эти утешения что-то давно умолкли, капитан. Я не ищу разрешения на то, что творю. А трясы… Никакой бог не следит за нами, не судит, и в отсутствии — да будем мы прощены! — есть облегчение.

Она подошла к двери и опустила засов. — Что теперь?

— Вытащите клинок, капитан.

— Против кого?

Он натянуто улыбнулся. — Без понятия.

* * *

Кепло тащили по грубой земле, по каменистому склону. Он открыл глаза, но мало что видел. Глаза слепил свет, возможно, от факела, грязные руки тащили его за лодыжку, словно он стал невесомым. Он чувствовал, что пальцы ног странно вывернуты, мозолистые чужие пальцы впились так крепко, что вырывают волосы, а острые камни вырывают еще больше волос из спины.