Выступая необходимой основой речи, интенции образуют и значительную часть ее психологического содержания. Интенциональное содержание речи непосредственно связано с целями деятельности, желаниями, нуждами, предпочтениями субъекта. Интенции обнаруживаются, с одной стороны, в том, о каких предметах человек высказывается, на что направлено его сознание: на себя, на партнера общения, на окружающую действительность. С другой стороны, важно, как именно об этих предметах говорится. Человек, произносящий высказывание, совершает речевой акт: он просит, обещает, советует, требует (Новое в зарубежной…, 1986). При этом наряду с типовыми намерениями (предложение, просьба, приказ) в речи реализуются многие другие интенции – выразить отношение, избежать ответственности, осуществить самопрезентацию и пр. (Слово в действии…, 2000; Павлова, 1998, 2000; Дискурс в современном мире, 2011). Интенциональное содержание речи многогранно и как всякое содержание в принципе неисчерпаемо.

Речевые интенции могут быть не только осознаваемыми, но и неосознанными. Они различаются по своей психологической глубине. Отчетливо выраженные «ближайшие» интенции делают возможным понимание говорящего собеседником и составляют психологическую реальность коммуникации; такие интенции часто осознанно манифестируются субъектом. «Глубинные» интенции, в том числе неосознанные и намеренно вуалируемые, могут быть выявлены нередко лишь в результате специального анализа. Речевые интенции имеют устойчивый или, напротив, преходящий характер. Некоторые из них, чрезвычайно важные в организации разговора возникают непосредственно в ходе интеракции, в соответствии с шагами, предпринятыми партером общения. Другие интенции формируются в связи с практическими нуждами, профессиональной деятельностью и пр. (Павлова, 2000; Дискурс в современном мире, 2011; Кубрак, 2007; Гребенщикова, Зачесова, 2014а; и др.).

Интенции речи многообразны и могут быть типологизированы по множеству оснований. Неразрывно связанные как с мотивационными и перцептивно-когнитивными процессами субъекта, так и с его включенностью в практическую жизненную деятельность, они во многом определяют речевое содержание и его понимание собеседником.

Важно подчеркнуть, что роль речи не сводится к реализации отдельных интенций субъекта («Я требую…» и т. п.). Интенции, проявляющиеся в речи, обычно скоординированы между собой. Формируется иерархическая интенциональная структура, нередко достаточно сложная. Помимо ведущих, или целевых, интенциональных направленностей дискурса выделяются составляющие их конкретные интенции, определяющие функциональную специфику ведущих направленностей (Павлова, 2000; Кубрак, 2009а; Гребенщикова, Зачесова, 2014а; и др.).

При этом обнаруживается особая роль направленности субъекта на адресата, диалогических интенций, которые у взрослого говорящего выступают постоянной компонентой интенционального содержания речи (Павлова, 2000). Человек говорит, желая выразить нечто, и, чтобы сказанное было адекватно воспринято, он должен учитывать адресата, в том числе при опосредованной коммуникации адресата отсутствующего, а в некоторых ситуациях и воображаемого, т. е. формировать определенный реципиент-дизайн (Мустайоки, 2015), принимать перспективу собеседника (Converse et al., 2008). Если исключить патологию и специальные моменты речевого онтогенеза, субъект направлен на адресата, по крайней мере, в том отношении, что стремится быть правильно понятым. К тому же, поскольку речь включена в социальную практику, диалогические интенции регулярно приобретают более специализированный характер: говорящий стремится убедить партнера, побудить его к действиям, выразить (вызвать) отношение, предупредить и мн. др.

Способы выражения диалогических и других интенций субъекта чрезвычайно разнообразны. Наряду с открытым проявлением, когда интенция прямо обозначается, к примеру, соответствующим глаголом («обещаю помочь»), широко используются различные способы косвенного, неявного выражения, в которых важны не столько языковые и невербальные средства, сколько условия коммуникации, психологические предпосылки и пр. (Новое в зарубежной…, 1986). Интенциональная выразительность речи огромна. Однако неявная передача интенций может приводить к расплывчатости содержания, допускающего различную интерпретацию. Эта неопределенность принципиальна в коммуникации. Позволяя вносить уточнения, подготавливать действия, она выступает предпосылкой тактичного ведения разговора.

При этом, поскольку подлежащие выражению интенциональные состояния континуальны, речевые высказывания оказываются соединенными не с какой-либо одной, а с множеством интенций, находящихся в той или иной связи. Некоторые из этих интенции выступают ведущими, другие имеют подчиненный характер, какие-то интенции отчетливо осознаются субъектом, другие могут не рефлексироваться. Высказывания в дискурсе за немногими исключениями полиинтенциональны, и вопрос о том, реализации каких намерений он в первую очередь служит, нередко далеко не очевиден (Дискурс в современном мире, 2011).

Несмотря на неоднозначность речевой передачи, интенции субъекта, как правило, понимаются адресатом. Обнаруживается, однако, некоторая размытость их квалификации: смешение близких категорий, неразличение частных интенций и пр. (Ушакова и др., 1998; Слово в действии…, 2000). Косвенно выраженные интенции понимаются хуже, чем манифестируемые явно. Имеет значение и развернутость выражения: чем в большем объеме речевого материала проявляется интенция, тем надежнее она квалифицируется (Павлова, Пескова, 2012). В естественных условиях диалога наиболее значимым фактором понимания интенционального содержания выступает включенность в коммуникацию: адресат соотносит высказывания с ситуацией, партнером общения, задает уточняющие вопросы.

Непонимание речевых интенций может иметь характер добросовестного заблуждения и определяться факторами объективного плана: ситуативными помехами, различиями в запасе имеющихся у коммуникантов знаний, недостаточной выявленностью интенции (Дискурс в современном…, 2011). Вместе с тем возможны случаи так называемого «коммуникативного саботажа», которые связаны с позициями партнеров общения (Горелов, Седов, 2004). Если добросовестное заблуждение влечет за собой корректирующие реплики и уточняющие вопросы, свидетельствующие о стремлении понять собеседника, то в ситуации «субъективного непонимания» обычны различные тактики ухода от ответа, такие как затягивание разговора, предложение новой темы, сведение сказанного в шутку и пр. Это находит отражение в рассогласовании реплик, приводит к сбоям в течении разговора, а в отдельных случаях и к коммуникативным провалам. Обычно, однако, игнорирование интенций партнера выступает в роли коммуникативной тактики, позволяющей повлиять на движение разговора (Гребенщикова, Зачесова, 2014а; Афиногенова, 2015).