Мы оба, понимаешь?

Но тогда это было по-другому. Боже, как же глупо…

Я повторяю за ней. Меня больше ничего не тревожит, ибо в груди разрастается дыра. Эта дыра втягивает абсолютно весь мир.

В тот вечер мы сильно разругались. Обвиняли друг друга во всех грехах, что могли припомнить. Жизнь не щадила нас, а мы помогали ей в этом, не щадя друг друга. Мы не стояли рядом, мы ненавидели каждый миг, что нам приходилось делить напополам.

Нет, никогда. Никогда.

Только отчего же и сейчас я люто ненавижу ее за то, что она показывает мне эти кассеты?

Ведь так проскакивал год, врозь, в ненависти и гневе. Каждая секунда становилась хуже предыдущей. Каждый день равен прохождению через ад.

И однажды это собралось в одну кучу и взорвалось точно граната.

Ты обвинял меня во всем. Это было исповедью утопленника, собрание ненависти, что вылилась на меня точно ведро с помоями. Никто, никто не был виноват как я, но все же твои слова резали меня хуже ножа. Нет, не так. Ты рубил топором мою голову, пока она не покатилась к твоим ногам.

И я не оставалась в стороне, будя криком весь квартал. Ты был мне ненавистен. Ты был мне противен. Вся я, сосредоточенная на боли, желала тебе смерти.

Наш сын умирал!

Я стараюсь сломать себе пальцы. Извиняюсь, извиняюсь, хотя понимаю, что она ничего не услышит. Господи, прости меня, пожалуйста.

Она рыдает, и слезы ручьем стекает по ее худому лицу вниз, падая на стол. И как бы мне не хотелось их остановить, я не могу.

Ее горе стало моим горем в разы сильнее, чем ожидалось.

А ты пропадал на работе, забывая про него, словно он уже умер! Как ты мог, Гидеон? Как смог ты покинуть его в эту минуту отчаяния? Неужели твоя боль превосходила его? Неужели он не заслуживал отца, который смог бы его поддержать?

Она кричит, а я борюсь с желанием закрыть уши. Я заслужил все это. Я заслужу всю эту ругань.

Боже, как же я хотела никогда тебя не встречать! Просто жить, не зная всего этого горя. Это проще, чем ненавидеть человека, которого совсем недавно любил сильнее силы притяжения.

Говори же! Говори! Я же сдаюсь, почему ты не поднимаешь меня из могилы? Почему ты роешь свою, но не рядом со мной?

Я хочу стать глухим. Но, не так ли я поступал в нашем горе? Чем я буду лучше сейчас? Мне многое хочется сказать, но у меня нет выбора, от того я просто становлюсь слушателем. Хотя бы сейчас.

Он умер, когда ему едва исполнилось пять. Рак стал его спутником, он повел его к вратам рая, даже если мы отчаянно боролись. Все было ничтожно. Все было бесполезно.

Наш Лукас…

Мой мальчик…

Я скучаю по тебе.

Гюго как-то сказал, что матерям, что потеряли своего ребенка, время не приносит забвения. Такое горе не старится. Траурные платья изнашиваются, в сердце же остается мрак.

Я вижу мрак в глубине ее сердца. Он делает ее слабее и сильнее одновременно.

Горе и вправду не старится, но старит сердце, что его носит. Оно въедается в сосуды, не отпуская, затормаживая, заставляя сжиматься в кокон. Мы будем носить его вечно. Я и ты. Ты да я. И тире между нами и есть та самая точка скопления.

Боже, забери же меня к себе.

Я не хочу больше жить.

========== Кассета 8. ==========

17:30

Не волнуйся о боли. Похорони ее с ребенком, ложась рядом с ним. Не желая отпускать, обнимай свое горе до самого конца. Покуда крышка не закроется, разделяя тебя с самым дорогим. Вечность не кажется тебе огромной? Мне она кажется одним мигом. Вот он промелькнул у меня перед глазами и затих, как затихают волны, ударившись о скалы.

Куда же мне идти? Где искать успокоение? Где меня научат, как умирать каждый день, но не становиться ношей на плечах у этой Вселенной?

Бессмертие в тягость. Вот что нас ждет впереди? Кто из нас выдержит этот мир? Мы потеряли даже друг друга. Ненависть построила эту стену выше небес.

Это конец. Абсолютно всего, что я знала и лелеяла.

Гроб опустили, а я осталась стоять на земле, умоляя этот мир взорваться и забрать меня вместе с ним. Чтобы больше ни секунды не чувствовать эту боль за двоих. Не свою, твою и его. Я застыла, не зная, куда же мне двигаться.