Господи, как она скучала.! По тому, что он делал с ней; по этому ощущению полной зависимости, которое девушка испытывала каждый раз, когда он вот так сжимал ее бедра и хрипло дышал, обжигая кожу на шее… По тому, как он иногда, отрываясь от поцелуев, смотрел ей в глаза помутневшим взором. Только ему Аня позволяла так на себя смотреть, и Дима бесстыдно пользовался этим правом.

I hear you callin’ and it’s needles and pins (and pins).

I wanna hurt you just to hear you screaming my name.

Don’t wanna touch you, but you’re under my skin (deep in).

I wanna kiss you, but your lips are venomous poison… *

Бесполезно было отрицать, что-то, что происходило между ними, давно вышло за рамки. Это было ненормально, неправильно, но так желанно и сладко, что Аня ничего не могла с собой поделать. Она вот-вот готова была упасть, провалиться в бездну, и плевать, что был риск потом не подняться. Но ради этих прикосновений, которыми Дима щедро одаривал ее тело, ради влажных следов от его губ на шее и груди можно было пожертвовать парой принципов. И Аня пожертвовала, запихнув куда подальше свою гордость и позволив парню расстегнуть молнию на ее платье. Еще раз она пожертвовала ими, когда, отрывая пуговицы вместе с нитками, расстегивала его рубашку. Потом — когда, вцепившись побелевшими пальцами в простыню, выгибалась навстречу его рукам. И, наконец, когда издавала тихие стоны, широко распахивая глаза и наверняка оставляя на спине любовника неглубокие царапины, которые еще долго будут напоминать о падении.

She reminds me of a one I knew,

That cut up the negatives of my life.

I couldn’t take my hands off her,

She wouldn’t let me be anywhere but inside.**

Это было нечестно. Почему из них двоих именно она вела себя как безвольное дитя? Почему нельзя было сохранить хоть каплю самообладания? Почему, черт возьми, она допустила все это? И еще много «почему», которые отпали сразу же, как только Дима вновь жадно впился в губы девушки, держа ее руки, отчего Аня не могла пошевелиться. Да потому, что это был он. Ему Аня могла позволить все, что угодно. И он этим пользовался, заставляя девушку каждый раз сходить с ума.

So messed up I want you here,

In my room. I want you here.

Now were gonna be face-to-face,

And I’ll lay right down in my favorite place. ***

Дима что-то шептал ей на ухо. Аня не могла разобрать слов — в висках стучала кровь, заглушая все звуки извне. Девушка могла только хрипло соглашаться со всем, сомневаясь, что эти слова вообще имеют какое-то значение. Завтра все будет как прежде. А сейчас она была готова на все ради единственного его поцелуя. Тело предательски ныло, покрываясь мурашками; с губ то и дело срывался стон. Руки Димы по-прежнему сжимали плечи девушки, оставляя синяки. Тела двигались в унисон под мерный скрип кровати. Луна за окном возвестила о начале следующего дня.

We’d share each other like an island,

Until, exhausted, close our eyelids.

And dreaming, pick up from

The last place we left off.

Your soft skin is weeping

A joy you can’t keep in. ****

Комментарий к Глава 14. Падение.

* Alice Cooper — Poison

** Marilyn Manson — Heart-Shaped glasses

*** Sid Vicious — I wanna be your dog

**** Snow Patrol feat. Martha Wainwright — Set The Fire To The Third Bar

========== Глава 15. Возврат. ==========

Давай не будем

Завершать картину нашу,

Бросим так, оставив смутные мазки.

И каждый будет искать

На ней надежду

Или мрак, сады или пески.

(Fleur — Сегодня)

Люди никогда не довольны настоящим и,

по опыту имея мало надежды на будущее,

украшают невозвратимое минувшее

всеми цветами своего воображения.

(А.С. Пушкин)

«Черт. Черт. Черт».

Внутренний голос стучал по вискам в одном темпе с тикающими часами. Ноги болезненно ныли, как бы укоряя за непрактичный выбор обуви. Губы были искусаны до крови, а свежий еще вчера маникюр теперь превратился в жалкие ошметки.

Аня лежала на кровати, практически не двигаясь и боясь открыть глаза. «Интересно, девочки уже проснулись? И сколько вообще времени?» Девушка неохотно приоткрыла один глаз, повращав им по комнате в поисках часов. Полдвенадцатого. Брюнетка, облегченно вздохнув, расслабила напряженные веки и уставилась в потолок. В комнате никого не было, значит, можно было хоть некоторое время понаслаждаться тишиной и подумать. А подумать было о чем.

Вчерашний бал и его последствия абсолютно выбивали из колеи. Вопрос, который всю ночь не давал Ане покоя, до сих пор крутился в голове, которая, казалось, от всех прочих мыслей была освобождена: «Почему?» Почему нельзя было подумать о последствиях? Почему бы хоть раз не поступить разумно, а не поддаваться этим чертовым чувствам? И, наконец, почему именно он? Девушка зажмурилась от внезапной боли, пронзившей виски. Последние два (или три?) бокала были все-таки лишними, но поздно жаловаться. «Раньше надо было думать», — с раздражением подумала брюнетка, стукнув костяшками пальцев по стене.

Аня села на кровати, касаясь ногами холодного пола. Первое ноября, первый день последнего осеннего месяца. И впервые девушка не знала, что делать дальше. Совершенно точно нельзя допустить, чтобы кто-то узнал. Пойдут вопросы, много вопросов — это ни к чему. И ни при каких обстоятельствах нельзя давать себе повода.

Как, как можно быть такой безвольной?

Передернувшись, Аня поплелась в ванную. Там, встав возле раковины, девушка критически изучала свое отражение. Синяки под глазами, бледное и какое-то опухшее лицо, перепутанные и помятые волосы — утренняя «красота» всегда поражала своим однообразием. Аня взяла с полки увлажняющий крем и обильно размазала его по лицу, надеясь, что это хоть как-то поможет.