— Я говорил с мистером Рахимом. — Харб убирал обратно свой сотовый телефон. — У него в магазине тоже был мальчишка, с которым случился какой-то приступ часа за два до того, как Донован обнаружил тело.

Я мысленно дала себе пинка за то, что не сумела выманить у него эти показания.

— А пленка от камеры наблюдения?

— Она у нас, в отделе вещественных доказательств. Мы проверили то, что было записано в течение часа перед обнаружением тела. Возможно, стоило просмотреть ее целиком.

— Мы знаем, что этот тип привлекает помощь со стороны. Он доказал это в инциденте со мной прошлой ночью. Он вполне мог в обоих случаях нанять одного и того же мальчишку, чтобы тот отвлекал внимание.

— Тогда, возможно, у него есть напарник?

— И возможно, у нас появилась ниточка.

Но так или иначе, все это было очень зыбко, в лучшем случае — сомнительно. Мальчишки может не оказаться на пленке, и мы можем никогда его не найти. Даже если нам это удастся, вполне вероятно, что его просто наняли, как вчерашних, через какого-нибудь Флойда, и он не владеет никакой или почти никакой информацией о преступнике.

Но по крайней мере сейчас у нас хотя бы появилась возможность что-то делать, а не просто ждать новых жертв.

Харб внимательно и сочувственно посмотрел на меня.

— Не хочешь встретиться попозже? Может, пойдешь отдохнешь сначала?

— Нет. Все равно не засну. Впрочем, я могла бы что-нибудь съесть. Ты как, голоден?

— А когда я не голоден?

Я посмотрела на его швы на губах.

— Неужели тебе не больно есть?

— Больно до чертиков. Но человек ведь не прекращает дышать только потому, что простудил дыхалку. Я знаю местечко, где подают отличный филеофиф.

— Feel awful? [17]

— Нет, я не чувствую себя ужасно, — хихикнул Харб. — Я чувствую себя прекрасно.

Я приняла нарочито бесстрастный вид. Харб недовольно надул губы:

— Ну ладно тебе, Джек. Я две недели ждал момента пустить в ход эту шутку.

— Надо было еще подождать.

Мы взяли машину Харба, купили несколько чизбургеров в придорожном заведении и съели их уже у меня в кабинете. Я позвонила в наш отдел улик, и Билл оказался лишь необычайно рад возможности самому принести видеокассету от камеры наблюдения из первого магазина.

— Я слышал, теперь ты свободная женщина, куколка, — оскалился он, демонстрируя строй неестественно белых зубных протезов.

— Я не свободна, но мои ставки умеренны.

— Ну, сколько стоит… скажем, три с половиной минуты?

— Речь не о деньгах. Тебе придется договариваться с моим коммерческим директором.

— Можешь получить ее за два бакса, — обронил Харб. — Включая мои комиссионные.

Билл ухмыльнулся порочной ухмылочкой, и я с изумлением увидела, как этот шестидесятивосьмилетний сатир двинулся ко мне развинченной походкой моряка. При этом кости у него скрипели.

— К сожалению, — вклинилась я, прежде чем он успел воспользоваться этой возможностью, — налогоплательщики требуют моего времени в первую очередь.

— Ты динамистка, Джек, только аппетит распаляешь у старика, а потом от ворот поворот.

Он ущипнул меня за щеку и вышел из комнаты. Я повернулась к Харбу:

— Спасибо тебе, что насплетничал Биллу о моей нынешней доступности.

— Это тебе месть за то, что натравила на меня фэбээровцев. Хочешь последний чизбургер?

Я покачала головой и вставила в плейер видеокассету. Как и ожидалось, качество оказалось никудышным. Пленка была черно-белой, с крупным зерном от частой перезаписи — ее явно использовали не одну сотню раз; да и запись велась на огромной скорости, так чтобы на одной шестичасовой кассете мог уместиться целый день.

В левом верхнем углу кадра значилось время записи; я перемотала ее на 18.00 и включила просмотр.

И вот вам пожалуйста: в 18.42 в магазин вошел некий юноша, направился прямиком к полке с журналами, а затем вдруг упал на пол и принялся сотрясаться, как лист на ветру. Два других покупателя вместе со служащим подбежали к нему посмотреть, в чем дело.

Припадок длился почти две минуты, а рапидом на кассете занял секунд двадцать. Затем парень встал и опустив голову, покинул магазин, избегая смотреть в объектив камеры — причем делал это очень умело, имея несомненный опыт.

— Если это настоящий припадок, то я балерина, — сказал Бенедикт.

Я отогнала возникший у меня мысленный образ Харба в балетном трико и перезапустила кассету уже на малой скорости, так, чтобы она больше соответствовала реальному времени. В качестве вещественного доказательства кассета была практически непригодна — настолько скверным было качество изображения. Я вынула ее из плейера и поставила вместо нее кассету из второго, сегодняшнего, магазина, надеясь, что у той качество окажется получше.