Ко времени, назначенному для начала состязаний, от печенежского гуляй-города осталось немного: кибитка самого Ильдея да еще огромная – в несколько квадратных верст – язва, пятнавшая нежно-зеленую шкуру девственной степи (впрочем, целиком обозреть ее могли разве что небожители).

Основные силы степняков, не дожидаясь исхода поединка, двинулись дальше к Днепру. Невольно напрашивалась мысль, что хан затеял состязания без особой цели, а единственно дабы развеять дорожную скуку. От этих предчувствий богатыри еще более закручинились.

– С соизволения духов земли, воды и неба – начнем! – изрек Ильдей, настроенный куда более благодушно, чем накануне. – Ответь мне, Добрыня Никитич, во что забавы ради играют киевляне?

– Много во что, – богатырь отвечал предельно осторожно, все время ожидая подвоха. – В горелки, в шары, в зернь, в кости, в бабки, в пристенок, в свайку, в отгадыши.

– А в тавлеи играют?

– Смотря в какие. Есть тавлеи индийские, чатурангой называемые. Есть аравитянские – шатрандж. Правила у них разные, а фигуры одинаковые – пехотинцы, конники, слоны, ладьи да царь с царицей. Эти игры даже холопам доступны. А вот недавно из Франкского королевства другую забаву завезли – шахматы. С ней до конца еще не разобрались. Но, по всему видать, что игра сложнейшая и интереснейшая.

– Нет, я про другие тавлеи говорю, которые попроще. Вместо фигурок там точеные кружочки. Двигать их можно только вперед, а бить в любую сторону.

– Так это ты о шашках речь ведешь, великий хан! – Добрыня понимающе кивнул. – Знаем мы такую игру. Да только вот беда – все толковые игроки в Киеве остались. А мы, убогие, все больше зернью увлекаемся.

– Однако сегодня кому-то из вас придется играть в шашки… Я со своей стороны выставляю мудрого Кюскелая, меня самого этой игре обучившего.

Из толпы ханских приближенных появился едва передвигающий ноги старец, с дряблого подбородка которого свисало несколько длинных седых волосков. На вытянутых руках он нес роскошную, инкрустированную перламутром игральную доску с заранее расставленными шашками. Белые были выточены из слоновой кости, а черные – из драгоценного турмалина.

– Почту за честь сыграть со столь почтенным человеком. – Добрыня довольно небрежно кивнул приближающемуся старцу, но тот не ответил: то ли зрением был слаб, то ли боялся рассыпать шашки.

– Э, нет! – решительно возразил Ильдей. – Ты забыл наш уговор. Три разных состязания – три разных участника. А тебя, славный витязь, мы оставим напоследок.

Добрыня отошел в сторонку и созвал своих спутников на совет. Сразу выяснилось, что о шашках никто из них не имеет ни малейшего представления, даже Никон, прибывший из культурного города Царьграда.

– Тем не менее играть придется тебе. – Добрыня прихватил рясу на груди монаха в кулак. – И попробуй только вякнуть, что какой-то святитель это запрещает. Я тогда тебя заново окрещу, но не распятием, а дрыном. Доску шашечную видишь? Туда, ублюдок, смотри! На ней клетки. Белых не касайся, а по черным будешь шашки двигать. Как? Это я тебе сейчас растолкую. Латинскую азбуку не забыл? Пометь у себя в уме горизонтальные полосы латинскими буквами – а, бе, це и так далее. Вертикальные пометь числами, начиная с единицы. Нижняя левая клетка на доске будет «а-один». Противоположная ей по косой линии – «ха-восемь». Если я тебе скажу: «а-три» на «б-четыре» – так и двигай. Понял?

– Понял, – дрожащим голосом ответил черноризец. – А хан против подсказок возражать не будет?

– Сомневаюсь, что он знает латинскую грамоту. Да и числа я буду называть тоже по-латински. Запомни главное – твое дело двигать шашки. И ничего больше. Никаких чувств. Даже если на доске останется одна-единственная шашка.

И вот шашечная партия, ставкой в которой был – ни больше ни меньше – стольный город Киев, началась.

Старец двигал шашки специальной сандаловой палочкой, а Никон – собственной дланью, на которой сохранились следы вчерашнего ужина и сегодняшнего завтрака.

Лучшие места возле игроков достались, конечно же, Ильдею и Добрыне. В затылок им дышали зеваки из ханского окружения. Сам Ильдей напустил на себя царственную важность, а Добрыня все время что-то бормотал.

С первых же ходов начался разгром Никона. Под одобрительные возгласы степняков его шашки одна за другой исчезали с доски. Вскоре наступил трагический момент, когда одна белая шашка осталась против пяти черных. Право хода – несомненно, последнего – принадлежало Никону. И он сделал его, последовательно обойдя все шашки соперника и попутно оказавшись в доведях. [54]