– Как поживаешь, милостивый государь? – поинтересовался с берега Крюков, на плечах которого сверкали полковничьи эполеты.

– Хвастаться нечем, – ответил Барков. – А каково драгоценное здоровье нашей императрицы?

– Лучше не бывает. И аппетит вернулся, и доброе расположение духа… Кстати, она шлет тебе свою особую признательность.

– Передавай ей мою нижайшую благодарность. Слава богу, что все свершилось так, как и было задумано. – Холода Барков больше не ощущал, только очень уж щекотало грудь ледяное крошево, проникшее за пазуху.

– Сам передашь. Заодно и все причитающиеся тебе от матушки блага получишь… Я, как видишь, уже удостоен. – Расстегнув шинель, Крюков гордо продемонстрировал кресты и звезды, украшавшие его молодецкую грудь.

– Вот те на! – Барков, оказывается, еще не утратил способности удивляться. – Да ты, похоже, у императрицы в фаворе.

– Завидуешь?

– Нет, кумекаю… Не числится в исторических анналах такой фаворит. Орлов был, Салтыков был, Потемкин был, Мамонов был, Зубов был, еще много кто был, а Михайлы Крюкова и в помине не было. Что-то здесь неладно.

– Все ладно… Ты столбом не стой, а ложись на лед. Сейчас я тебя выручу. – Сбросив щегольскую шинель, Крюков стал спускаться на речной лед.

– Не стоит трудов, – стал отговариваться Барков. – Моя миссия завершилась. Себя лучше побереги.

– Вздор несешь. Долг платежом…

Докончить Крюков не успел. Шальная пуля, прилетевшая из дальней дали, звонко поцеловала его в висок.

– Историческая справедливость восторжествовала, – пробормотал Барков. – Нет такого фаворита и не было…

Последние мгновения жизни поэта, бродяги и авантюриста Ивана Семеновича Баркова были в буквальном смысле слова скрыты туманом, возникшим от соприкосновения раскаленной ружейной стали с холодной водой.

На прощание из полыньи донеслось трогательное в своей простоте двустишие:

Джон Рид– американский журналист радикального толка, очередное воплощение странника в ментальном пространстве Олега Наметкина.

Миша Япончик, он же Яков Свердлов– одесский налетчик, позже председатель ВЦИК.

Владимир Ленин– большевик. По определению Троцкого, «политический шулер».

Лев Троцкий– меньшевик, примкнувший к большевикам. По определению Ленина, «политическая проститутка».

Иосиф Сталин– боевик-налетчик, тайный агент охранки, последовательный и стойкий большевик. По выражению Ленина, «чудесный грузин». По выражению Троцкого, «гений посредственности».

Григорий Зиновьев– большевик, примиренец, ликвидатор, отзовист, друг и собутыльник Ленина.

Александр Керенский– эсер, министр-председатель Временного правительства.

Александр Богданов– революционер без четко выраженной партийной принадлежности, врач, ученый-самоучка, писатель-фантаст.

Павел Дыбенко– матрос, анархист, примкнувший к большевикам, председатель Центробалта.

Александра Коллонтай– большевичка, на личном примере пропагандировавшая революцию в половых отношениях. Любовница Троцкого, Дыбенко и многих-многих других.

В лучший ресторан провинциального города Верхнеудинска «Серебряный омуль» зашел гражданин неброской европейской наружности, чей рассеянный и несколько пресыщенный вид выдавал завсегдатая подобных заведений. Да и одет гость был весьма примечательно – вроде бы и ничего особенного, но в таком виде и на дипломатическом рауте показаться не стыдно.

Несмотря на сравнительно ранний час, в ресторане шел пир горой, и причиной этого, как ни странно, было очередное обострение политической обстановки на Дальнем Востоке.

Молодые офицеры воздушной пехоты, танковых войск и аэрокосмических сил, скучавшие на своих базах в Иркутске, Братском Остроге и даже в Урге, почему-то взяли за правило посещать злачные места именно этого города, чему, наверное, в немалой степени способствовали здешние девушки-полукровки, экзотическая внешность и вольные нравы которых славились по всему свету, включая первые лунные поселения Новый Тамбов и Керенск.