– Viva!

Просто так, чтобы нас не жалели. Пусть все знают: мы живы!

Путь до института занял около пяти минут, но мы успели сдружиться с д-ром Банисом. Он оказался чрезвычайно тактичным человеком. Не стал засыпать нас вопросами, а рассказал о себе. Женат. Есть ребенок. Арио, его жена, – китаянка. Он чистокровный парижанин. Его хобби – ядовитые рыбы. Вместе со своим зятем, поляком, собирается написать книгу. Неожиданно он сообщил:

– Вы на территории Института им. Луиса Маларде.

«Нужно спросить, кто такой Луис Маларде», – настойчиво думаю я как о чем-то самом важном и чувствую, что засыпаю. В это время пришел директор института мосье Легрэ. Это был загорелый, красивый мужчина лет 45. Он поздравил нас с прибытием и сердечно обнял. А пока мы объясняли ему, что нам необходимо немедленно пройти медицинское обследование, приехал и капитан порта с кипой писем для нас. Как только он узнал, что мы прибыли в Папеэте, тотчас, просмотрев всю почту, адресованную яхтсменам, отобрал нашу и привез лично. Капитан прекрасно знал, что значит пробыть в океане длительное время.

– Да, да, спасибо, большое спасибо, – бормочем мы оба и крепко стискиваем в руках письма с вестями, пришедшими с другого конца земного шара. Мосье Локай, так зовут капитана, сияет, довольный тем, что доставил нам такую радость. Впоследствии мы много раз виделись с ним, но мне он запомнился по первой встрече: скрещенные на груди руки, на голове соломенная шляпа, глаза сияют от удовольствия, на лице чуть смущенная улыбка. Весь его вид излучал мягкость и доброту.

По пути в больницу каждый из нас схватил по письму от своей матери. Но в Папеэте все близко, мы еще не успели прочесть и по страничке, как оказались на месте. И началась беготня из кабинета в кабинет. Чтобы ускорить процедуру, мы разделились.

Все, что происходило потом, вспоминаю с трудом. Смутно помню, как д-р Банис, склонившись надо мной, что-то говорит, пытаясь разбудить. Я согласно что-то бормочу в ответ. Он помогает мне встать, и я тут же снова погружаюсь в сон. Никогда ни прежде, ни после я не испытывала подобного состояния. Это было нечто среднее между сном и потерей сознания. Я совершенно не помню, как и когда закончилось медицинское обследование и каким образом мы очутились в отеле. Единственный печальный проблеск в памяти: покидая больницу, мы вдруг обнаружили, что потеряли письма. И еще один момент, но уже будто кадр из фильма: я безутешно плачу и бегу по коридорам, а за мной – толпа людей в белых халатах, они тоже бегут и на ходу говорят мне что-то утешительное.

Письма так и не нашлись. Они как сквозь землю провалились.

Проснулись мы через пятьдесят часов мертвого сна. Многое уже стерлось в памяти, но и сейчас хорошо помню то непередаваемое чувство спокойствия и блаженства, которое я испытала после пробуждения. Помню широкую мягкую постель, огромную террасу, нависшую над сказочно прекрасным заливом, ванную с теплой водой. И завтрак. Оказалось, что наш покой оберегал сам д-р Банис. Это он запретил пускать к нам кого бы то ни было. Возмущенным журналистам мы устроили пресс-конференцию на другой день.

Мы решили погулять по Папеэте. И уже в первые минуты нервное напряжение спало. Я ожидала встречи с Папеэте как с живым существом.

Какое он произведет на меня впечатление – разочарует или понравится? Есть ли что общее с описанием Таити в книгах, которые я читала?

Ах, как он мне понравился! Как было приятно бродить по его улицам! Я засматривалась на красивых длиннокосых девушек больше, чем Дончо. Неожиданно кто-то нас окликнул:

Маршрут спасательной лодки «Джу-V» на участке Хива-Оа Бора-Бора.

– Юлия, Дончо! Я уже заждался вас! Звонил в отель – не отвечаете.

Навстречу нам, широко раскинув руки для объятий и радостно улыбаясь, шел человек с библейской бородой. «Бенгт Даниельссон», – сразу догадались мы.

Он писал о нас статьи, отправлял их в бельгийскую и местную газеты. Материалы об экспедиции получал от Святослава Колева, с которым он давно уже дружит и переписывается. Кроме того, Святослав прислал ему также болгарские газеты, в которых сообщалось о нас. Теперь Даниельссон хотел их нам передать. Договорились, где и когда встретимся, и расстались.

Мы зашли в кафе обменяться впечатлениями, посмотреть на публику и написать в Болгарию открытки и письма. К нашему собственному удивлению, оказалось, надо посылать ни много ни мало – 250 открыток. Подумали, что каждый из наших друзей порадуется, получив от нас весточку с Таити. И как люди трудолюбивые и добросовестные, сели за стол, и к вечеру каждый написал по 125 открыток. Как глазели на нас таитяне, этого описать невозможно.

Для меня самый очаровательный уголок в Папеэте – прибрежный бульвар. По одну его сторону выстроились пришвартованные яхты, по другую – рестораны и бары. Прямо с тротуара, увидев знакомого, прыгаешь в чей-нибудь кокпит или же ступаешь на палубу яхты.