Серебряные глаза вспыхнули в свете рассвета, дикое выражение Породы Льва, который помогал удерживать его, наконец, сформировалось.

— Джонас! Грейс.

— Помоги нам, Матиас, не беси меня, — произнес Джонас, его клыки опасно увеличивались. — Она жива. Если мы хотим спасти ее, то должны быстро двигаться, и ты должен успокоиться. — Предплечье сильнее надавило на его горло, когда Матиас начал бороться против него снова. — Ты можешь, черт возьми, успокоиться, Матиас? — вопил Джонас ему в лицо.

— Пока она дышит, — прокричал он в ответ.

— Хорошо! Отправляемся, — Джонас освободил его, и только тогда Матиас увидел носилки, к которым была привязана Грейс, и медика, отчаянно пытающегося спасти ее. — Запрыгивай. — Джонас толкнул его к широкой металлической корзине, используемой, чтобы перевозить раненых от земли к колеблющемуся вертолету выше. — Ты и медик. Больница уведомлена, и доктора Армани и Морри уже в пути.

Матиас сжал бок корзины, когда стал на колени с одной стороны от Грейс, а медик — с другой. Капельница была закреплена к ее руке, на груди был компресс.

Боже, они выстрелили ей в грудь. Он чувствовал, как горе бушевало в нем; теперь, зная, что может потерять ее, он понимал, что никогда не сможет перенести эту боль.

Она должна выжить. Без нее он никогда не сможет согреться снова.

Породы, ждущие в транспортном вертолете, затащили корзину, и гул винта стал громче. Он слышал, как медик передавал отчет в больницу Нью-Йорка. Ее наиболее важные повреждения, вид ранения и глубину. К ней были подключены кислород и капельница. Хирурги ждали, и врачи Пород были в пути.

В течение пары минут вертолет приземлился, и они забрали у него Грейс. Она была погружена на носилки и переправлена через крышу, в то время, как второй вертолет приземлился и привез тех двух врачей, которые были перенаправлены Джонасом из Вирджинии за считанные минуты. Доктор Армани и доктор Морри мчались с места посадки и последовали за каталкой. В течение пары секунд вертолеты стартовали и оставили Матиаса одного.

Он стоял на крыше больницы, смотрел вокруг на мигающие огни зданий, которые возвышались, как стражи вокруг них, и ощутил поразительное одиночество, заполнившее его душу.

Они забрали у него Грейс. Из-за него она была ранена, могла умереть. В одиночестве. Матиас посмотрел на свои травмированные руки и увидел ее кровь, услышал рваное рычание, которое вырвалось из его горла. Он был потерян.

Матиас вновь осмотрелся и понял, что без Грейс его душа просто-напросто потеряна.

Андерсен вошел в приемную хирургии. Его жена, сыновья и их семьи шли позади него. Он знал, что это он в момент, когда увидел его, того молодого человека, которого сказал ему найти Джонас Уайетт.

Одетый в черную кожу, испачканную кровью. Лицо его покоилось в широких руках, как и длинные темные волосы, свисавшие вокруг них.

Он сидел один. Другие семьи, ждущие новостей о своих любимых, были собраны в другой стороне комнаты, бросая осторожные взгляды в его сторону.

Матиас Слотер.

Конечно, Грейс рассказывала ему о Матиасе. Но не как он выглядел или об ауре опасности, окружающей его. Она говорила ему вещи, о которых будет думать только женщина. Такие вещи, как печаль, осторожность, о том, что он заставлял ее чувствовать.

Джо тяжело вздохнул. Этот мужчина заставил его дочь чувствовать себя живой. Грейс сказала: “Как будто за каждым углом приключение, папа.” И она смеялась. Но он слышал любовь в том смехе. Это мужчина его дочери. И это делало его семьей. Несмотря ни на что. Голова Матиаса поднялась, и травмированное лицо осматривало все вокруг, когда он убрал длинные темные волосы с него. Его фигура была внушительной. Встав на ноги, Матиас зашагал к окну, посмотрел, подошел назад к маленькому столу, сел, пытаясь смешаться с тенями комнаты. Джо видел попытки мужчины стать невидимым, и это беспокоило его. Джонас не очень много рассказывал об этом Волке Пород, но Джо научился несколько лет назад читать между строк. И то, что он ощутил, а не услышал, заставило его переживать за молодого человека.

Джо сопротивлялся собственному страху, собственному гневу при мысли о дочери, лежащей в хирургии, о пули в ее груди, о жизни, висевшей на волоске.

“Папа, я люблю тебя, как цветок любит солнце. А ты знаешь, что они любят его, потому что они открываются и раскрывают свои лепестки, как руки. Ты заметил это, папа? Они обнимают солнце, потому что оно бережно хранит их и согревает,” — ему пришлось сморгнуть, чтобы бороться со слезами при воспоминаниях о ней, когда ей было едва десять, пытаясь решить проблему, с которой столкнулась в школе. Грейс была его диким ребенком. Она боролась и дралась, залезала на деревья и прыгала в воду, которая была глубже ее роста. Как и сейчас. И так же, как он всегда знал, что она сделает, она выбрала мужчину достаточно сильного для участия в приключениях. Грейс любила приключения. Она ограничила их в последнее время, упорно работала и никогда не попадала в беду. Но ей все еще нравилось залезать на деревья и ей нравились глубокие воды.