Что за ересь она несет, возмутился я. Откуда такие сведения? Неужели где-то в закоулках моей памяти сохранилась ненависть к бабушке, закармливавшей меня в детстве манной кашей. Или виной тому сказки о русских богатырях, сражавшихся с Бабой-Ягой, ведьмами, кикиморами и прочими дамами пенсионного возраста? А может, это дает о себе знать юношеское увлечение Достоевским? Что скрывать, я частенько ставил себя на место Родиона Раскольникова, но это еще не значит, что меня прельщают его криминальные подвиги. Нет, тут явно какое-то недоразумение! Я не имею ничего против старушек. Пусть живут себе хоть тысячу лет. А разборки среди вещунов меня вообще не должны касаться.

– Ищешь оправдание своей трусости? – презрительно скривилась принцесса. – Радеешь о собственном спокойствии? Учти, бросив нас на произвол судьбы, а проще говоря, приговорив к смерти, ты будешь вечно корить себя.

– А за убийство королевы не буду? – огрызнулся я.

– Искренняя признательность вещунов поможет тебе побороть угрызения совести. А став новой королевой, я смогу оказать тебе много неоценимых услуг.

– Только не надо меня задабривать! Это унижает нас обоих. Твои доводы безупречны. Но пойми, я не созрел для хладнокровного убийства. У меня нет причин ненавидеть вашу королеву. Наоборот, я должен благодарить ее.

– Верь или не верь, но слух тебе вернула я, – сказала принцесса. – Это можно было сделать и раньше, но до определенного момента ты был нужен мне именно глухим.

– Пусть будет так, но это ничего не меняет.

– Пойми, то, что ты сделаешь, не будет убийством. Она уже практически мертва. Это наполовину труп, жизнь в котором поддерживается всяческими ухищрениями. Твое вмешательство лишь довершит приговор, однажды уже вынесенный природой. Почему тебя нужно уговаривать, как капризного ребенка?

– Мне надо подумать, – со стороны могло показаться, что я ломаюсь, словно красна девица, но ведь речь шла не о каких-то пустяках, а об одном из наиболее предосудительных преступлений.

Однако принцесса не собиралась давать мне ни малейшей поблажки.

– Это невозможно! – заявила она. – Для любого знатока душ твои мысли звучат сейчас истошным воплем. Как только мы вернемся в обитель, королева сразу заподозрит неладное. И тогда все, кому не лень, сбегутся к ней на выручку.

– Не могу же я вообще избавиться от мыслей! Для этого, наверное, придется умереть.

– Проще будет уснуть. Ходить во сне дано не каждому, но я о тебе позабочусь. Таким манером мы и вернемся в обитель. А проснешься ты лишь в самый последний момент.

– Все у тебя предусмотрено, – моя жалкая попытка улыбнуться вряд ли удалась. – Как мне действовать после пробуждения? Душить королеву как-то не с руки. А на обещанный тобою святой меч рассчитывать тоже не приходится.

– Заставишь ее выпить раствор истомы. Пусть отойдет не в муках агонии, а в счастливых снах.

– Так и быть! – сдался я. – Усыпляй. Что от меня требуется? Смотреть тебе в глаза? Считать до тысячи?

– Ничего не надо, – принцесса взяла меня за руку. – Ты уже спишь.

Говорят, что после гипнотического сна не остается никаких воспоминаний. Однако сновидение, посетившее меня на обратном пути, было из тех, что надолго врезаются в память.

Уж и не знаю, какой мир привиделся мне на сей раз, но я почему-то жил там не один, а вместе с большой, вечно голодной семьей, представлявшейся мне каким-то весьма смутным целым, не распадавшимся на отдельные личности.

Все мои помыслы состояли лишь в том, чтобы накормить домочадцев, а это по условиям сна было не так-то и легко. Однажды после долгих поисков мне удалось подрядиться на довольно выгодную работу, – кажется, что-то копать.

Когда условия договора были мною выполнены, хозяин, ссылаясь на отсутствие наличных, предложил рассчитаться натурой. Пришлось волей-неволей согласиться.

Заполнив всякой всячиной огромную плетеную Корзину, он вручил ее мне. Назад я отправился в самом радужном расположении духа. Каково же было мое разочарование, когда по прибытии в родной дом обнаружилось, что все продукты: мука, соль, перец, сахар, масло, крупа – навалены в корзину без всякого разбора, вперемешку. Получилась отвратительная каша, которую отказались есть даже собаки.

Как я негодовал! Как только не проклинал чужую безалаберность и собственное ротозейство!

Что, спрашивается, может означать такой сон? К чему он – к богатству, к кишечному расстройству, к неприятностям, к перемене погоды? Надо будет при случае поинтересоваться у вещуна…

– Хватит спать! – принцесса отвесила мне легкую затрещину. – Просыпайся. Мы уже пришли.

Действительно, я стоял прямо перед входом в покои королевы, но на сей раз вокруг меня было пустынно и тихо, словно в храме древнего божества, отвергнутого своими приверженцами.