Шрифт:
Глава I
Страна племени баквейнов. – Изучение языка. – Туземные представления о кометах. – Столкновение со львом. – Названия бечуанских племен. – Сечеле. – Его предки. – Его брак и управление. – Котла. – Полигамия. – Покупка земли в Чонуане. – Отношения с людьми. – Длительная засуха. – Охота посредством хопо
В 1840 г. я сел на корабль, отправляющийся в Африку, и после трехмесячного путешествия прибыл в Кейптаун [Кейптаун]. [1] Пробыв там недолго, я отправился дальше, обходя кругом бухты Альгоа, и скоро перешел в глубь страны, в которой провел в безвозмездных медицинских и миссионерских трудах шестнадцать последующих лет моей жизни, с 1840 до 1856 г.
1
После захвата Капской колонии англичанами прежнее голландское наименование ее главного города – Каапстадт – было заменено английским – Кейптаун. Оба эти названия означают одно и то же – «город мыса» (имеется в виду мыс Доброй Надежды).
Моя жизнь в Африке не только не благоприятствовала усовершенствованию в литературном языке, вырабатываемом привычкой к письму, но, как раз наоборот, она сделала литературный труд скучным и утомительным. Я охотнее исходил бы снова весь континент из конца в конец, чем взялся бы написать новую книгу. Гораздо легче совершать путешествие, чем описывать его. Я намеревался по прибытии в Африку продолжать свои умственные занятия, но так как для меня было неприемлемым пользоваться готовыми плодами рук людей, среди которых мне предстояло жить, то, кроме преподавания, я принялся за плотничество и всякого рода ручной труд, утомлявший и делавший меня неспособным к умственному труду в вечерние часы. Недостаток времени для самообразования был единственным предметом сожаления во время моих путешествий по Африке. Помня об этом, читатель примет во внимание, что он имеет дело просто с ищущим света любителем науки, которому свойственна тщеславная мысль считать себя еще не слишком старым, чтобы учиться. В таком популярном произведении, как это, опущено много различных подробностей, но я надеюсь дать их в другом труде, предназначаемом для читателя-ученого.
Давид Ливингстон (1813–1873)
Основные инструкции, полученные мною от администрации Лондонского миссионерского общества, заставили меня, как только я доехал до Курумана, или Латакоо, самой отдаленной от Кейптауна миссионерской станции, устремить свои взоры на север. Не задерживаясь в Курумане дольше, чем это нужно было для отдыха быков, сильно утомившихся после продолжительного путешествия от бухты Альгоа, я, в обществе другого миссионера, отправился в страну, занимаемую баквейнами, где в то время находился вождь Сечеле с его племенем, живший тогда в Шокуане. Вскоре мы вернулись в Куруман, который является чем-то вроде главной станции в стране, и, пробыв там три месяца, уехали в Лепе-лоле [Литубаруба], на пятнадцать миль к югу от Шокуане. Здесь я почти на полгода порвал всякую связь с европейским обществом, с той целью, чтобы получить точное знание языка туземцев, и, благодаря такому тяжелому самоограничению, ближе и глубже узнал особенности, способы мышления, законы и язык баквейнов, принадлежащих к бечуанской народности. Это принесло мне неоценимую пользу в моих сношениях с ними.
В эту вторичную мою поездку в Лепелоле я начал приготовления к оседлому жительству, занявшись сооружением канала для проведения в сад воды из источника, в котором в то время было много воды, но который теперь совершенно высох. Успешно закончив эти приготовления, я отправился на север, чтобы посетить племена бакаа, бамангвато и макалака, [2] живущие между 22 и 23° ю. ш. До меня в горах Бакаа был какой-то торговец, который вместе со своими людьми погиб от лихорадки. Обходя северную часть базальтовых возвышенностей около Летлоче, я был всего только в десяти днях пути от нижнего течения р. Зоуги, название которой у туземцев было тождественным с названием оз. Нгами, и я мог бы тогда же (в 1842 г.) открыть это озеро, если бы это открытие было моей единственной целью. Большую часть путешествия я совершил пешком, потому что быки, на которых мы поехали, заболели.
2
Коренное население Восточной и Южной Африки, за исключением бушменов и готтентотов, составляли многочисленные племена негров-банту (кафры, зулу, овамбо и др.). К ним относились и различные смешанные народности и племена бечуанов, имеющих родство с кафрами, например западные бечуаны или бакалахари («обитатели Калахари»), распадающиеся на мелкие племена: боквейны, или баквены (в средней части), бамангвато, макололо (на севере) и басуто, или базуто (на востоке). Все эти племена сильно уменьшились в численности со времени Ливингстона, а некоторые вымерли в результате работорговли и колонизаторской политики европейцев.
Дорогой мне пришлось слышать, как некоторые из присоединившихся к нам попутчиков-туземцев, не знавших, что я немного понимаю их разговор, обсуждали мою наружность и физические качества: «Он – не сильный, он совсем тонкий и только кажется толстым, потому что вставляет себя в эти мешки (брюки); он скоро свалится с ног». Эти слова заставили заговорить во мне мою шотландскую кровь. Я постарался не уступать им в быстроте и шел целыми днями, совершенно презирая усталость, до тех пор, пока они не выразили надлежащего мнения о силе моих ног.
Когда я вернулся в Куруман для того, чтобы доставить свой багаж к намеченному месту поселения, то следом за мной пришло известие, что оказавшее мне весьма дружественный прием племя баквейнов изгнано из Лепелоле баролонгами, так что моим надеждам на устройство поселения пришел конец. Вспыхнула одна из тех периодически возникающих войн, которые с незапамятных времен случаются здесь из-за обладания скотом, и эта война так изменила отношения между племенами, что я вынужден был снова отправиться на поиски подходящего места для миссионерской станции.
Когда мы шли на север, то нашим взорам предстала яркая комета, возбудившая любопытство у всех туземцев, которых мы посещали по пути. Появление кометы 1836 г. сопровождалось внезапным вторжением матабеле, самых жестоких врагов бечуанского народа, и они поэтому думали, что и настоящая комета может предвещать такое же бедствие или может быть предзнаменованием смерти какого-нибудь великого вождя.
Так как в Куруман меня сопровождало несколько человек из племени бамангвато, то я должен был возвратить этих людей с их багажом к вождю Секоми. Возникла необходимость нового путешествия к месту пребывания этого вождя, и – первый раз в моей жизни – я проехал несколько сот миль верхом на быке.
На обратном пути в Куруман я облюбовал для миссионерской станции прелестную долину Мабоца (25° 14 ю. ш., 26°30 в. д.) и переехал туда в 1843 г. Здесь произошел случай, о котором меня часто расспрашивали в Англии и который я намеревался держать в запасе, чтобы, будучи уже в преклонных летах, рассказать о нем своим детям, но настойчивые просьбы моих друзей превозмогли это намерение. У бакат-ла, жителей деревни Мабоца, вызвали сильную тревогу львы, которые ночью ворвались в их скотный загон и уничтожили несколько коров. Львы нападали на стадо даже среди бела дня. Это было необыкновенное явление, и причиной его бакатла считали колдовство. «Мы отданы во власть львов соседним племенем», – говорили они. Они вышли один раз охотиться на львов, но, будучи в подобных случаях несколько трусливее бечуан, возвратились обратно, не убив ни одного.