Невеста подчинялась всем этим манипуляциям с величайшим терпением, выставляя поочередно ту часть тела, которую натирали. Поверх весьма незначительного девичьего пояса, очень короткого спереди, надели на нее новый маль, желтый с красными полосами, доходящий до колен, но по сторонам оставляющий ноги, начиная от талии, совершенно непокрытыми. Остатками суру вымазали девочек, сопровождавших невесту.

Ло положила обе руки на плечи девочек, которые, обнявшись таким образом, т. е. положив руки на плечи своих спутниц, двинулись по тропинке в деревню. У всех четырех головы были опущены; они не смотрели по сторонам, а в землю, и двигались очень медленно. На головы им был положен большой женский гун. Их сопровождали гуськом пришедшие с ними туземцы Гумбу. В процессии, кроме трех девочек, не было других женщин. Чтобы видеть все, я следовал одним из первых за невестой, вмешавшись в толпу туземцев Гумбу.

Войдя в деревню, мы застали всех жителей, мужчин и женщин, у дверей хижин. Дойдя, наконец, до площадки Канилю, квартала Бонгу, где находилась хижина жениха, девушки остановились в том же положении, как и шли; здесь же сидели женщины Бонгу и приготовляли инги, а мужчины сидели в разных группах.

Прошло несколько минут общего молчания, которое было прервано короткою речью Моте, подошедшего к девочкам и положившего на мешок, закрывавший голову последних, совершенно новый маль. Отошедшего в сторону Моте заменил Намуй, вышедший из одной хижины, находящейся напротив. Произнося свою короткую речь, он беглым шагом приблизился к девочкам и положил на голову Ло новый табир. Из группы женщин Гумбу выделилась одна и сняла с головы невесты табир, маль и гун и положила их около нее. За этим последовал целый ряд жителей Бонгу, принося один за другим разные вещи: табиры, большое число мужских и женских маль, разные мужские и женские гун и т. д. Двое принесли по новому копью, так называемому […]. [130]

При этом некоторые из туземцев говорили короткие речи или же молча клали свое приношение около невесты и молча отходили в сторону. Женщины Гумбу поочередно подходили, чтобы снять подарки с головы Ло и класть их вместе с другими около нее. Подруги Ло занимались в это время разборкою даров, кладя табиры к табирам, мали к малям и т. д. Когда последний подарок был положен, подруги невесты отошли и присоединились к группе женщин Гумбу. Воцарилось опять общее молчание. Один из старых туземцев, опираясь на копье, подошел к невесте и, обвив вокруг пальца пук ее волос, начал речь, обращаясь к девушке, сидевшей у его ног; по временам, как бы для того, чтобы подчеркнуть сказанное и обратить на это ее специальное внимание, он сильно дергал ее за волосы. Было ясно, что он говорил о новых ее обязанностях как жены. Его место занял другой старик, который также, перед тем как начал говорить, навернул себе на палец прядь волос Ло и при некоторых наставлениях дергал ее так усердно, что девушка прискакивала на месте, ежилась и тихо всхлипывала.

Все шло как по заученной программе; видно было, что каждый твердо знал свою роль. При всей церемонии присутствующими сохранялось глубокое молчание, так что речи, произносимые не очень громко, можно было хорошо слышать.

Собственно невеста и жених были совершенно на втором плане до того, что одно из главных действующих лиц, старик Гуна, совершенно забыл имя жениха, почему обратился к присутствующим, чтобы узнать его, что было принято, однако ж, не без смеха. Также отец и мать невесты не принимали никакого особенного участия в происходившем.

После того как двое или трое из стариков прочли свои инструкции, подкрепляя свои назидания дерганьем волос бедной Ло, отчего она все более и более всхлипывала, церемония кончилась.

Пришедшие с невестою туземцы стали собираться домой. Женщины забрали все дары, сложенные около Ло, распределив их по своим мешкам, и стали прощаться с новобрачной, пожимая ей руку над локтем и гладя ее по спине и вдоль рук. Невеста, все еще всхлипывая, осталась ожидать, в том же положении, прихода своего будущего мужа.

Я узнал, что все вещи, послужившие для покупки Ло, были даны туземцами Бонгу вообще, а не только родственниками Мукау, и в свою очередь они не пойдут исключительно в семью невесты, а будут распределены между всеми жителями Гумбу. Разумеется, при этом распределении родственные отношения к семье невесты будут играть известную роль.

Вернувшись к хижине Мукау, я застал уже будущего супруга Ло, занимающегося приготовлением угощений для гостей. Мукау – лет 14 или 15; Ло – годом или двумя старше его. Над первым не была еще совершена операция «мулум», почему многие жители Бонгу изъявили свое неодобрение; другие указывали на обстоятельства, что Асел, который давно женат и имеет уже детей, не был еще подвержен этой операции. Из этого обстоятельства я увидел, что обычай «мулум» не соблюдается слишком строго на Берегу Маклая.

На другой день я видел целую толпу молодых людей Бонгу, которые шли к морю купаться. Они громко говорили и смеялись. Это купанье имело непосредственную связь со свадьбой; провожали ли и мыли ли молодые девушки Ло, я не знаю; во всяком случае это купанье Мукау было последним актом его свадьбы.

20 июня 1877 г. я видел другой род свадьбы – именно похищение девушек силою, но собственно силою только для вида, по заранее условленному соглашению. Случай этот произошел таким образом: часа в 2 или в 3 днем послышался барум в Бонгу, призывающий к оружию. Прибежал мальчик в деревню с известием, что несколько вооруженных людей из Колику-Мана неожиданно явились на плантацию, где работали две или три женщины Бонгу, и увели с собою одну из девушек. Несколько молодых людей Бонгу отправились в погоню за похитителями. Произошла стычка, но только для виду (так как все было условлено наперед), после которой все отправились в Колику-Мана, где было приготовлено общее угощение. Между людьми, принимавшими участие в погоне, находились отец и дядя уведенной девушки. Все вернулись с подарками из Колику-Мана и все довольные. Похищенная девушка осталась женою одного из похитителей.

Я сидел около дома, любуясь вечерним освещением дальних гор и леса кругом. Пришел Саул-боро и сел возле меня, но долго ничего не говорил. Наконец он собрался и сказал: «Маклай, сколько у тебя жен, детей, внуков и правнуков?»

Я посмотрел на него и невольно улыбнулся. Он говорил очень серьезно и смотрел на меня вопросительно.

– Где? – спросил я.

– Я не знаю, – ответил Саул. – В России, на луне, – поправился он.