Ноябрь 1918 года. За окнами Ревельской мужской гимназии косо падает мокрый снег. Холодный ветер смешивает дымы из городских труб с облаками балтийского тумана и рассеивает над железными крышами. Сумерки незаметно сгущаются в ночь, и на безлюдной улице уже горят фонари.
Ноябрь 1918 года. За окнами Ревельской мужской гимназии косо падает мокрый снег. Холодный ветер смешивает дымы из городских труб с облаками балтийского тумана и рассеивает над железными крышами. Сумерки незаметно сгущаются в ночь, и на безлюдной улице уже горят фонари.
Воздух кабинета насыщен тёплым смоляным ароматом, но огонь в камине гаснет, играя отблесками на рыцарском доспехе у стены напротив. Приглушённый абажуром свет лампы расходится от письменного стола, и переплёты книг на полках слабо мерцают золотом и серебром. Очертания на портретах и фотографиях теряют ясность, а высокие потолки скрываются в наступающей темноте. Тихо капает звук маятника старинных напольных часов. Стук в дверь нарушил тишину, и худой белёсый старик за столом оторвал взгляд от бумаг.
– Да!
– гулкий грудной голос отразился в стёклах шкафов и заполнил всё пространство. Щёлкнула дверная ручка, и стройный молодой человек сделал несколько шагов по паркету, чёрным силуэтом отразившись в огромном зеркале при входе.
– Присаживайтесь, Эрнст Вольдемарович.
Вошедший нерешительно сел в гостевое кресло. Прямая спина, аккуратная голова на длинной шее, тонкое, ничем не примечательное лицо с напряженно сжатыми губами и серьёзным, почти жестоким взглядом. Старик внимательно посмотрел на гостя, снял пенсне, встал, расправил полы старомодного сюртука, развёл руки в стороны, потянулся и широкими шагами направился к камину.
– Я пригласил вас, чтобы узнать ваши планы, - бросил, не оборачиваясь.
– Мои планы, профессор?
– Не хотелось бы лишиться ещё одного преподавателя, но ситуация на фронте такова, что большевики уже под Нарвой, - старик бесцеремонно орудовал кочергой в багровом очаге.
– Пока германские войска их сдерживают, но власть в Берлине захватили социал-демократы, и кайзер подписал отречение, - чётко звучал поставленный голос профессионального лектора.
– Боевой дух германского народа сломлен, хоть ваша армия не проиграла ни одного сражения. Генералы фон Гинденбург и фон Людендорф трижды правы, что современная война - война тотальная, где в ход идут все ресурсы и методы воздействия... Думаю, что скоро немцы оставят Эстонию, и правительство объявит мобилизацию. Нас, конечно, поддержат скандинавы, так что...
Голос оборвался, и молодой человек покраснел.
– Я обращался во фрайкор, но мне было отказано, как русскому, тем более что я учился в Москве. Если в эстонской армии мне откажут, как немцу - буду обращаться в Псковский добровольческий корпус. Конечно, если русские не откажут мне, как эстонцу, ведь я родился здесь!
Старик подавил улыбку и бросил острый взгляд на собеседника.
– Теперь я вижу, что немцы окончательно деморализованы, - продолжил безжалостно.
– Беспомощность, бессонница и головная боль! Ваше желание драться с большевиками, простите, Эрнст Вольдемарович, похоже на завуалированную попытку самоубийства.
Молодой учитель устало поднялся на ноги.
– Вы правы, я действительно не представляю своих, как вы выразились, "планов" без моей страны. Разрешите идти, профессор?
Теперь старик смотрел пристально и с досадой.
– Ваша смерть не остановит врага.
– Смерть солдата остановит войну...
– Вот как? А вам известно, что кроме бывшего императора большевики в том же подвале убили его жену и детей?
Гость растерянно смотрел на своего истязателя и с трудом выдавил из себя:
– В официальных резолюциях Советов сообщалось, что убит только император, а его супруга и сын переправлены в "надёжное место". О судьбе других детей вообще не упоминалось... Откуда у вас такие сведения?!
– Откуда? Из "неофициальных" сообщений. А вам известно, что великий князь Михаил Александрович тоже убит? Хоть и подписал отказ от престола сразу после отречения брата...
– Бежал...
– растерянно шептал молодой человек.
– Похищен неизвестными и...
– "Пропал без вести"? Это ложь. Вывезен в лес и убит вместе со своим секретарём.
– В лес?..
– А вам известно, что шестеро князей и княжон Романовых сброшены живыми в шахту под Алапаевском? Да, да, следователи Колчака извлекли трупы и опросили свидетелей. Уже мёртвой была сброшена лишь одна жертва.
Молодой человек молчал, и старик заговорил громче.
– А как вы думаете, каким способом большевики убьют четверых великих князей, которых сейчас держат в Петропавловской крепости? Может быть, утопят в Неве?!
– Если то, что вы говорите... Значит, я тем более... Тем более должен...
От окон в комнату проникал ночной холод. Старик некоторое время сидел неподвижно, но вдруг улыбнулся, словно принял трудное решение, и встал из-за стола.
– Ну что ж, за эти полгода я вас достаточно узнал...
– Разрешите идти, профессор?
– Присаживайтесь, присаживайтесь, Эрнст Вольдемарович, разговор предстоит долгий...
Старик подошёл к буфету, выпил глоток воды и энергично потёр костлявые руки. Затем обошёл все окна, задёрнул шторы, направился к двери и зажёг свет. Под потолком вспыхнула люстра, сразу вызвав тягостное, тревожное напряжение. Неподвижные тени исчезли. Холодно играли искры на хрустальной чернильнице и тонком чёрно-золотом телефоне, а письменный стол завораживал чёрно-розовыми узорами палисандра.