На городских крышах ходили слухи, что у Гримслейда целая коллекция лапок со всех его охот. Но Элдвин совершенно не собирался становиться его очередным трофеем. Пока Гримслейд перезаряжал арбалет, кот спрятался за один из фонарных столбов, стоявших вдоль улицы. Гримслейд выстрелил еще раз. На этот раз стрела разбила стеклянную чашу со свечой, что стояла на столбе над головой у Элдвина. Еще не застывший воск дождем пролился на мостовую. Элдвин съежился, задыхаясь, обдумывая, что же делать дальше. Тут он услышал лязг металла о металл – и его осенило. Кот рванул в ближайшую кузницу.

В прокопченной, дымной кузнице высокий, широкоплечий человек ковал палаш – такие носили солдаты королевы, когда патрулировали улицы и отлавливали воришек и хулиганов. Оружейник, защищенный от вылетающих из горна угольков только кожаным фартуком, весь вспотел от буйного жара. Кузнец бил и бил по заготовке, и от каждого удара над наковальней взлетал фонтанчик голубых искр. Элдвин запрыгнул на железный верстак и аккуратно подложил хвост прямо под падающий молот. Молот с лязгом обрушился на капкан, тот разломился пополам, и Элдвин наконец смог вытащить свой несчастный хвост. Кот мысленно положил себе занести это в список своих самых замечательных спасений и вылетел через черный ход прежде, чем кузнец сообразил, что случилось.

Теперь, когда Элдвин наконец-то освободился от капкана и мог снова бежать с нормальной скоростью, он едва касался лапами земли. Он пронесся через квартал медников, где торговцы деловито выставляли перед лавками канделябры и котлы. Но Гримслейд появился снова: он не собирался упускать свою добычу. В конце концов, это же был тот самый человек, который, по рассказам, как-то раз спалил дотла целый дом ради того, чтобы извести одного-единственного таракана. Оглянувшись, Элдвин обнаружил, что расстояние между ним и его преследователем увеличивается, и воспрял духом. Однако рисковать было ни к чему. Он по-прежнему мчался во весь дух. Оглянувшись в следующий раз, кот обнаружил, что Гримслейд сделал нечто неожиданное: он остановился. Охотник распустил золотые шнурки кожаного кошелька, что висел у него на поясе, и наружу вырвался клуб черного дыма, который быстро обрел облик собаки. Элдвин изо всех сил старался не удариться в панику: по городским улицам ходили слухи не только о жестокости Гримслейда, но и о его призрачных гончих. Эти псы, порождения черной магии, были созданы из обсидиана, черной осоки и жженой волчьей шерсти. Безъязыкие пещерные шаманы из Сталагмоса, изготовляющие этих хищных демонов, обнаружили, что убийцы с Помойных рынков, вроде Гримслейда, готовы платить за них огромные деньги. И псы тех денег стоили. Впервые призрачных гончих сотворили для охраны яшмовых копей Удулы, где царила непроглядная тьма, – твари могли видеть даже в кромешном мраке, а зубы их прокусывали кольчугу. От такого у любого беглого кота лапки затрясутся. Элдвин уже начал подумывать, что камбала, которую он по-прежнему сжимал в зубах, слишком дорого ему обходится.

Призрачная гончая помчалась на него, уворачиваясь от косых лучей утреннего солнца. Она исторгла потусторонний рык, от которого у Элдвина вся шерсть встала дыбом. Кот еще прибавил ходу, устремившись вперед – прямиком к пятиметровому забору, скрывавшему священные сады камней бриджтауэрского храма Солнца. Призрачная гончая постепенно настигала беглеца, и теперь Элдвину было лучше видно, что за тварь за ним гонится. Ни глаз, ни носа – просто движущееся черное облако, оставляющее за собой клочья дыма.

Элдвин с разгона врезался в деревянные доски, цепляясь когтями, взлетел наверх и перемахнул на ту сторону. Кот приземлился в каменном саду, уверенный, что ни один пес на такую высоту уж точно не вскарабкается. Однако призрачная гончая не была обычной собакой. Она туманом просочилась сквозь доски забора и сгустилась заново по эту сторону. Элдвин выпучил глаза – и снова кинулся бежать в сторону крыльца храма Солнца. Любоваться красотами здания он не стал; спасая свою шкуру, кот влетел внутрь.

Внутри храма собрались жители Бриджтауэра. Они пришли помолиться Солнцу об исцелении своих разоренных полей, преклонив колени у пруда для медитаций, освещенного движущимися зеркалами. Лучи утреннего солнца лились сквозь отверстие в куполе храма, отражались от стеклянных зеркал и заставляли воду ярко светиться.

Элдвин миновал пару бронзовых чаш для приношений, наполненных цветочными лепестками и блестящими монетами. Над головой величественные картины, сверкающие позолотой, изображали, как бородатый воин верхом на коне катит солнце по небу. Элдвин надеялся пробежать сквозь храм и выскользнуть с противоположной стороны, но обнаружил, что серебряные двери еще заперты. Кот обернулся к тем дверям, через которые вошел, – там маячила призрачная гончая. Подушечки лап у него вспотели.

– Послушай, давай поговорим по-свойски! – взмолился Элдвин, выплюнув камбалу на пол. – Может, поделим рыбку? Как насчет пятьдесят на пятьдесят?..

Сумрачное видение испустило яростный, но безмолвный рык, и к Элдвину потянулись щупальца черного тумана. Когда туман окутал его белую лапку, кот ощутил жуткий холод, но щупальца отдернулись так же стремительно, как и надвинулись.

– Уговорил: давай сорок на шестьдесят! – предложил Элдвин.

Несколько прихожан отвлеклись от молитвы: пес пригнулся, готовясь к броску. Оскалив угольно-черные клыки, гончая метнулась вперед, целясь в загривок Элдвину. Элдвин увернулся и оказался зажат в угол, притиснутый к одному из больших движущихся зеркал. Пока призрачная гончая готовилась к новому прыжку, Элдвин лихорадочно соображал.

Кот дернул лапой и развернул солнечный отражатель так, чтобы сфокусированный луч солнечного света был направлен прямо на дымную тварь. Луч прожег в чудовище дыру, и зверюга издала вопль, от которого кровь стыла в жилах. А потом полыхнуло черным – и гончая взорвалась, оставив на полу только кучку обсидиановой пыли.

Элдвин перевел дух, подобрал свою камбалу и удалился из храма с надменным видом, не обращая внимания на переполох, который устроил среди молящихся. Кот пересек сад, вскарабкался на ближайшее дерево и спрыгнул через забор на соседнюю улицу.