Последний момент перед отправлением – заливается нагретое масло, затем каждый становится на место: механик – у винта, Ковтун подливает бензин для первых вспышек, я – у пускового магнето. «Контакт». – «Есть контакт». – «Раз, два, три» – и механик дергает винт, я верчу ручку магнето. Еще раз. Наконец слышен шипящий звук, винт делает оборот или два и снова застывает.

Мотор все еще очень охлажден, и, пока мы так мучаемся с ним, он охлаждается еще сильнее. Но наконец наша настойчивость побеждает, и винт начинает с треском разрезать воздух. Теперь механик садится за штурвал, дает полный газ, прогревает мотор, а мы должны раскачивать сани. Они срываются и делают круг, чтобы накатать дорожку на снегу. Потом нам разрешается сесть в сани, которые при скользком снеге и хорошо укатанном пути легко срываются вместе с нами. Если нет – надо опять вылезать и вскакивать на ходу.

Наконец все кончено, сани пошли на восток. Но сегодня с востока дует пурга. Мы не обращаем на нее внимания, скорость ветра невелика, не более 10 метров в секунду. Но оказывается, сани идут очень тихо. И если мы пойдем с такой скоростью, то нам не хватит горючего на весь рейс. Опять неудача!

Так как ветер дует на северо-запад, то приходится подчиниться и послать малые сани сначала в Чаунскую культ-базу за инструментами, чтобы по их возвращении уже сделать рейс к горам. Мы отсылаем с санями и Укукая: его бесполезность для экспедиции выяснилась достаточно хорошо. Пусть Яцыно лучше привезет нам Курицына, который поможет при ремонте. Если мы встретим чукчей, мы сами как-нибудь объяснимся с ними и узнаем названия гор и рек. А дорогу теперь найдем к горам и назад сами.

Сани уходят 30-го и увозят с собой довольного Укукая, возвращающегося к привычной жизни в свою землянку. Мы остаемся втроем.

Холмы Нгаунако изучены мною уже в первый день, до гор очень далеко, и нам остаются только хозяйственные заботы. Основная – это обеспечение лагеря топливом.

Дни стоят морозные, при ясном небе до 42 градусов, а когда теплеет – только 23 градуса, но с пургой. Поэтому печка требует очень много дров.

После завтрака мы отправляемся за дровами к реке. Для этого четверо широких меховых лыж скрепляются в виде саней поперечинами, к ним привязываются лямки, и сани готовы. До реки километр по очень твердому снегу. Поземка с юго-востока гонит по нему свой молочные светлые струи. Но в кустах тепло. Здесь мягкий глубокий снег, в который проваливаешься по пояс.

В снегу следы куропаток и их спальные места – это глубокие ямки, в которых птица уютно прячется с головой. На дне ямки свидетельство пребывания птицы – кучка помета. Сами полярные куропатки, похожие на комки снега, ходят невдалеке по снегу, и Денисов клянет себя, что не взял ружья.

Кусты наполовину погружены в снег – надо сначала обтоптать их, потом рубить. Сухих совсем нет – они лежат где-то под снегом, приходится брать зеленые ветки; мы уже знаем, что лучше горит ольха, а ива гораздо хуже.

Мы нагружаем громадный воз, наверно полтора центнера, – наша печка очень прожорлива. И поэтому даже втроем мы с трудом вытягиваем его на береговой обрыв. В местах, где наст слабее, сани тотчас застревают, особенно если из воза торчит ветка, которая бороздит снег.

Домой возвращаемся уже в сумерки. Это тоже дом, и притом он скоро станет теплым: теперь только остается разрубить кусты на мелкие куски, разжечь паяльную лампу, и через полчаса палатка нагреется.

Еще надо достать воды, но за ней недалеко ходить: мы стоим на озере, и стоит расчистить снег и несколько раз ударить топором – получишь целый котел чистого льда. За это время совсем стемнело. Тихо, густой дым из трубы подымается столбом прямо вверх. Сквозь мглу тускло поблескивают звезды. Северное сияние сводит и заводит свои бледные цветные занавески. Снег хрустит под ногами. Мы собираемся в палатке, сидим у печки и ждем, пока сварится обед. Вот и день прошел. Проходит второй – саней нет.

На третий мы начинаем волноваться – не засел ли где-нибудь Яцыно, сломав сани? Четвертый день, несмотря на сложившуюся в экспедициях привычку ждать, мы проводим в беспокойстве. Сидя здесь, мы ничего не можем сделать: Чаунская культбаза далеко. Но придется, по-видимому, на днях идти на лыжах по следу и искать место аварии.

Только 2 февраля к вечеру слышим знакомый звук, и на равнине показывается узкий силуэт саней. Вот они близко, кажется, все в порядке. Но сидящий за водителем человек не похож на Курицына. И в самом деле, из саней вылезает бесстрастный Укукай.

Оказывается, что двое суток подряд сани не могли выйти из-за пурги. А вчера Яцыно дважды выезжал из Чауна с Курицыным и оба раза, сбившись с дороги в пурге, должен был возвращаться обратно: в Чаунской равнине в пургу не видишь ни гор, ни мерзлотных холмов, а компас на санях из-за ударов о заструги прыгает как бешеный, и полагаться на него опаснее, чем на встречного зайца.

Пришлось опять попросить Укукая, чтобы он указал дорогу, а Курицына оставить дома, так как вместе с запасом горючего сани не могли поднять троих.