— Я был обязан исполнить Обряд, — отрезал Люсьен. — Та ночь была не из-за моего желания, уж поверь мне.

— Нам было весело, тебе и мне.

— У меня теперь есть мейт.

Каждая секунда была моим погребальным звоном. Я подготовила все к падению; прошло уже много времени с тех пор, как я прекратила чувствовать вину и сомнения о своем плане. Не сейчас, когда Элис благополучно ушла.

И все же — и все же –

— С Фейрой ты поступил по-другому, — угроза, обернутая шелком.

— Ты ошибаешься.

— Неужели? — хрустнули сучья и листья, как если бы она ходила кругами около него. — Ты трогал ее своими руками везде.

Я слишком хорошо сделала свою работу, слишком сильно провоцируя ее ревность при каждом удобном случае, когда находила способы заставить Люсьена прикасаться ко мне в ее присутствии, в присутствии Тамлина.

— Не трогай меня, — прорычал он.

И тут я двинулась.

Я замаскировала звук своих шагов, ступая тихо как пантера, когда я подошла к поляне, на которой они стояли.

Где стоял Люсьен спиной к дереву — на его запястьях две одинаковые ленты из синего камня.

Я уже видела их. На Рисе, чтобы парализовать его силу. Камень, высеченный из гнилой земли Хайберна, способный аннулировать силу. И в таком случае... удерживая Люсьена у дерева, когда Ианфе смотрела на него как змея перед кормежкой.

Она скользнула рукой по его широкой груди, его животу.

И глаза Люсьена метнулись ко мне, когда я выступила между деревьев, его золотистая кожа покраснела от страха и унижения.

— Достаточно, — сказала я.

Ианфе повернула голову ко мне. Ее улыбка была невинной, скромной. Но я видела, как она отметила рюкзак и патронаш Тамлина. Оставляя их без внимания.

— Мы в процессе игры. Не так ли, Люсьен?

Он не ответил.

И вид этих кандалов на нем, как бы она ни поймала его в ловушку, вид ее руки, все еще на его животе –

— Мы вернемся в лагерь, когда закончим, — сказала она, снова поворачиваясь к нему.

Ее рука скользнула ниже, не для ее удовольствия, а чтобы просто швырнуть мне в лицо, что она может –

Я ударила.

Не своими ножами или магией, а своим разумом.

Я сорвала щит, который держала вокруг нее, защищая от воздействия близнецов — и врезалась в ее сознание.

Маска на грани распада. Вот как это было — зайти внутрь этой красивой головы и найти в ней такие ужасные мысли. Дорожка мужчин, на которых она использовала свою силу или откровенно заставляла спать с собой, убежденная в своем праве на них. Я оторвалась от этих воспоминаний, овладевая собой.

— Убери от него свои руки.

Она так и сделала.

— Освободи его.

Кожа Люсьена побледнела, когда Ианфе подчинилась мне с совершенно пустым лицом. Синие кандалы упали на мшистую землю.

Рубашка Люсьена была перекошена, верхняя пуговица штанов уже расстегнута.

Рев, наполняющий мой разум, был таким громким, что едва слышала себя, когда сказала:

— Возьми этот камень.

Люсьен по-прежнему прижимался к дереву. И он молча смотрел, как Ианфе наклонилась, чтобы взять серый, грубый камень размером с яблоко.

— Положи свою правую руку на этот валун.

Она подчинилась, хотя по ее спине пробежала дрожь.

Ее разум бился против моего будто рыба, пойманная на крючок. Я вонзила свои ментальные когти поглубже, и какой-то ее внутренний голос начал кричать.

— Бей камнем свою руку так сильно, как можешь, пока я не скажу тебе остановиться.

Руку, которую она наложила на него и на еще многих.

Ианфе подняла камень. Первый удар вызвал приглушенный влажный глухой стук.

Второй — настоящую трещину.

Третий вызвал кровь.

Ее рука поднималась и опускалась, ее тело содрогнулось в агонии.

И я сказала ей очень ясно:

— Ты никогда не прикоснешься к другому человеку против его желания. Ты никогда не убедишь себя, что они действительно хотят твоего успеха, что они играют в игры. Ты никогда не почувствуешь прикосновений другого человека, если он того не захочет, если это не было совместным решением.

Сильный удар; треск; глухой звук.