При малейшей попытке приподнять его или повернуть на бок, Иван мучительно стонал. Все же Ян распорядился посадить его.

От страшной боли к раненому вернулось сознание. Он открыл глаза.

– Пить! – простонал он.

Ему влили в рот несколько глотков.

– Кто тебя ранил? – спросил Ян.

– Шайтан, – стоном вырвалось у вогула. – Шайтан... разгневался... Я повел вас к священному месту... И натолкнулся... здесь... самострел!

Протяжно застонав, Иван вытянулся и закрыл глаза.

Все стало ясно. Несчастный попал на вогульский самострел, настороженный на лосей. Он полагал, что его огород – самый последний к северу, и не поостерегся, а оказалось, что на этой лосиной тропе чья-то охотничья семья поставила свой самострел.

Действительно, при тщательном осмотре места, в тени густого низкорослого кедра, на стороне прогалины, противоположной той, где лежал вогул, как раз против узкого места – прохода, был расставлен лук, загнутый из березы, натянутый тонкой веревочной тетивой, укрепленной на ложе самострела теперь спущенным курком, от которого тянулась тоненькая нитка через поляну.

Оборванный конец нитки был привязан к дереву на противоположной стороне прохода, на высоте, примерно, полутора аршин. Самострел был замаскирован ветвями так ловко, что ребята, даже зная, что он где-то здесь, близко, едва могли его найти. Не удивительно, что зверь, пробираясь тропою, легко может не заметить нитки, скрытой травою и ветвями, заденет ее грудью, и стрелы со страшной силой вонзятся в его бока, как было с несчастным вогулом.

Если зверь мал ростом, он пройдет под ниткой или, если заметит, приподымет ее мордой, и тогда только минует самострел благополучно. Теперь самострел был опущен, а стрелы торчали из тела несчастного вогула.

Положив Ивана на носилки из ветвей и медленно, с большим трудом обойдя крутую возвышенность около реки, ребята, расстроенные происшедшим, вернулись к месту остановки каравана.

Раны вогула оказались серьезными. Ключица была раздроблена, кроме того, стрела задела легкое. Несмотря на хорошие знания и опыт хирурга Яна и на железный организм вогула, положение его было почти безнадежным.

Когда Ян извлек стрелы, ребята ужаснулись.

Длиной каждая стрела была около метра с острым железным наконечником в виде гарпуна. Приготовленные для великана-зверя в тридцать пудов весом, эти стрелы произвели страшные разрушения в человеческом теле. Иван несколько дней бредил, находясь без памяти и страшно ослабев от потери крови. Жизнь его была на волоске и зависела от искусства Яна и ухода Федьки, превратившегося в самоотверженную сиделку. Впрочем, днем Федьке помогали и другие ребята. Только через четыре дня больному стало несколько лучше.

Ян устроил в лесу, в стороне от Ивана, совещание.

– Может быть, Иван и поправится, – ответил Ян на тревожные вопросительные взгляды ребят, – но, по крайней мере, на месяц ему необходим абсолютный покой.

– Иначе говоря, зимовать здесь? – формулировал другой, просившийся у ребят, вопрос Тошка.

– Видно, судьба, – вздохнул дед. – Не пропадать же человеку. Да и все равно пришлось бы зимовать. Не здесь, так в Страшном логу. Опоздали! Снегу страсть в лесу насыпало.

С этим решением давно примирились, так как неизбежность зимовки была очевидна еще раньше.

Ян предложил выбрать подходящее место для постройки охотничьей избушки, и немедленно, хотя бы на скорую руку, поставить жилье.

К счастью для экспедиции, она находилась неподалеку от реки. А версты за две, за три от места стоянки было полузаросшее озеро. Зверье и дичь кругом водились в необыкновенном изобилии. Берега реки и озера поросли лиственным лесом, осиной и тальником – необходимой пищей для лося и оленей.

За дело принялись немедленно, бросив всю остальную работу. Ставить охотничью избушку было деду не в диковинку – не то, что неопытным ребятам в прошлую экспедицию. Они не знали тогда даже, как приступить, как взяться за дело. Теперь работа закипела. Весело застучали в лесу топоры.

– Целое зимовье сладим, – шутил дед.

Постройка подвигалась быстро. Ребята старались с утра и до темна. Когда, наконец, работа была закончена, избушка представляла собой маленький деревянный сруб, с двумя оконцами и крошечной дверью, в которую влезать надо было согнувшись в три погибели. Сложили камин с глубоким устьем, чтобы меньше дыму попадало в самое помещение. Земляной пол накрыли ветвями. Значительная часть помещения занята была нарами, устроенными на пол-аршина от пола. Дед смастерил еще стол и табуретки, чего в таких избушках не водится. По стенам прибили полки. Кроме того, в одном из углов, вверху, устроили клетушку и для Крака на случай больших холодов. Обыкновенно же ночи он проводил на деревьях.