Шрифт:
– Гадать нече, – вздохнул дед. – А только, ох, какое удивительное место! Главное, сам видел, песок мыл, в руках держал. Золото домой принес... И затески сам на деревьях делал. Самородку там закопал. А все исчезло...
– Ну-у! – вскричал Пимка.
И все ребята подумали сразу, увидят ли они на самом деле что-нибудь из того таинственного, что по рассказам окружает загадочное место у Пяти ручьев?
Но как ни работала их фантазия, даже во сне не могли бы они представить того, что ожидало их в действительности.
VI. Ребята за работой
– Идем, идем, а ни одного самородочка, – вздыхал иногда Федька, со злостью пиная сапогом куски разных пород.
– Ишь, чего захотел, – смеялся дед.
– Да так, хоть небольшой бы...
– С конскую голову? Как в сказке... И то сказать, – продолжал дед. – Идем по золоту. Везде... направо, налево... прииска. Дорога – вся по золоту. Урал – золотое дно. Да не в том дело, сынок. Мало ли его на Урале в земле лежит. Лежит оно на счастливого. Надо уметь его взять.
– А знаешь, как нашли первые самородки? – спросил Гришук. – Нашла девочка в 1813 году на реке Мельковке, в Верх-Нейвинской даче [5] .
– Вот обрадовалась-то! – воскликнул Федька.
– Не думаю.
– Почему? Все-таки небось наградили?
– Не желаю, чтобы тебя так наградили. Во-первых, из боязни, чтобы казна не отобрала дачу, заводоуправление скрыло находку.
– Скрыло?! – удивились ребята.
– Ведь дачи у большинства заводчиков находились в посессионном владении [6] . А девочку выпороли на заводской конюшне.
5
В 1813 г. близ Верх-Нейвинского завода дочь заводского жителя Екатерина Богданова случайно нашла в песке большой золотой самородок. Вместо награды, заводской приказчик И. Полузадов приказал высечь ее розгами. Заводоуправление пыталось скрыть находку из боязни лишнего вмешательства в заводские дела горного начальства, ибо завод был посессионным. Однако владелец Верх-Нейвинского завода А. Я. Яковлев, используя закон 1812 г., который давал частным предпринимателям широкие права на добычу драгоценных металлов, позднее объявил о находке и начал разработку открытого месторождения. О Екатерине Богдановой хозяева, конечно, забыли, а из первого золота была отчеканена медаль с изображением заводчика и его жены.
6
...находились в посессионном владении. – В России в XVIII-XIX вв. посессионным правом считалось право на владение и эксплуатацию рабочей силы, земли и ее недр, закрепленное государством за промышленным предприятием и не отчуждаемое в случае перехода его в другие руки. Посессионер (то есть заводчик) считался «содержателем» предприятия, а верховным собственником на землю и крестьян являлось государство.
Ребята посмотрели на Гришука недоверчиво.
– Факт. И еще были подобные случаи. В половине XVIII века один старовер [7] нашел на Невьянской даче в пне сгоревшего дерева самородок золота более фунта. Он был за это изувечен и заключен в оковы. И просидел в заводской темнице 33 года, пока несчастному не удалось подать каким-то путем жалобу. Тогда его освободили. Еще пример... Крестьянин Козлов в 1807 году в Луньевке – знаете, где теперь Луньевские копи? – за открытие здесь каменного угля был наказан 50 ударами розог... [8] Так в те времена поощряли горщиков!
7
...один старовер... – Речь идет, очевидно, о крестьянине Алексее Федорове, который в 1764 г. нашел золотую руду в Нижне-Тагильской даче. Владелец завода Демидов за это открытие приказал бросить его в заводскую тюрьму. Изувеченный слугами Демидова, Федоров протомился в заключении до 1797 г. Каким-то образом ему удалось подать прошение на «высочайшее имя», после чего Федоров был освобожден.
(И. Кривошeков. Словарь Верхотурского уезда, Пермской губернии. Пермь, 1910).
8
Крестьянин Ксенофонт Козлов открыл в 1807 г. так называемое Владимирское месторождение каменного угля при поисках железных руд. За находку был наказан плетьми. В 1814 году недалеко от Владимирского было открыто Ивановское месторождение каменного угля. Оба месторождения сначала принадлежали заводчику Всеволожскому, затем Демидову и позднее стали известны как Луньевские каменноугольные копи. Интенсивная разработка Луньевских копен началась лишь со второй половины XIX в., тогда они были хорошо известны на Урале.
Ребята переглянулись.
– Все руды, драгоценные камни и золото открыты рабочими, крестьянами да вогулами, – вздохнул дед. – А достались им плети да тюрьма...
– А золото – купцам, разным Походяшиным, Разгильдяевым, дворянам да казне, – подхватил Тошка. – Наконец-то, дед, ты разул глаза... Такая власть, дед, была, – дворян да купцов. Все себе брали.
В пути, а чаще вечерами на таборе, когда усталые ребята растягивались на траве, и у них отдыхала каждая косточка, так незаметно, слово за словом, завязывалась общая беседа, иногда переходившая в страстные споры.
Когда огромный артельный чайник начинал кипеть и фыркать, беседа обрывалась. Пили чай, ужинали. Потом Ян снова доставал свою неистощимую записную книжку, и разговор продолжался.
Пояснения непонятного для Пимки делали ребята. II это для них было очень полезно.
Неистощимой темой этого курса, проходимого среди глухих лесов, всегда был Урал. Аудитория с вниманием и интересом ловила каждое слово. Это бы то не удивительно, так как усвоение теоретических сведений шло рука об руку с практическими работами.
Согласно ранее намеченному плану, один из ребят собирал гербарий, другой – разные породы камней, третий делал записи наблюдений. Словом, каждый шаг экспедиции, каждый момент жизни Северного Урала, который они могли наблюдать, – все самым тщательным образом ими отмечалось. Это было внимательнейшее исследование.
Вечерами подводили итог дневной работе, и Ян выяснял значение каждого вновь приобретенного экспоната и возможное его практическое применение. Велика была радость ребят всякий раз, когда та или иная находка или наблюдение указывали на возможность их практического использования, сулившего Уралу и Советской стране в ближайшем же будущем какие-нибудь новые достижения.
С ними незаметно и Пимка как-то исподволь втягивался в работу и приобретал новые навыки. Хулиганские замашки, усвоенные во время бродяжничества в городе, выражения стали в обстановке лесной жизни понемногу пропадать. Пимка становился тем, чем он был на самом деле: деловитым, с хозяйственной сметкой, сыном рабочего, не боявшимся труда, напротив, даже с каким-то прирожденным вкусом к крепкой захватывающей работе, требующей всех сил до устатку. Дед, глядя на него, только радовался.
Довольны были им и ребята. Все объяснения он схватывал буквально на лету. То и дело задавал вопросы, иногда такие меткие, что Ян ласково щелкал его по затылку и говорил: