— Это мы, — сказал я.

— Это я, — сказал Пэт.

Джина довольно засмеялась — звук, которого я не слышал тысячу лет.

— Отлично, входи, — пригласила она, и дверь открылась.

Пэт бросил на меня пустой взгляд и вошел. Я немного постоял, и дверь захлопнулась.

Не знаю, чего я ждал. Но я вез его по городу, ощущая небывалый страх. Однако ничего не произошло. Или произошло? Я вернулся к машине. Но не сел внутрь. Я продолжал прогуливаться. И причины, по которым мы остаемся вместе или расстаемся, показались мне такими до боли случайными, что я чуть не уселся прямо на мостовую Олд-Комптон-стрит и не расплакался.

Она поведет его ужинать? Или им будет проще остаться дома? Они будут разговаривать. А может, Джина — или оба — захотят избежать долгих разговоров и просто попытаются провести вместе время?

«Это их дело», — подумал я.

А сам я был в полной растерянности. Совершенно раздавлен. И внезапно почувствовал себя постаревшим. Если бы я не спал ни с кем другим, если бы она дала мне еще один шанс, если бы она не закрутила так быстро с другим мужчиной… то нас вряд ли что-то смогло бы разлучить, думал я.

Но я был из семьи, которая никогда не распадалась, что убедило меня в неизбежности пребывания вместе. И я видел, насколько банальны мои ожидания, — так же, как предсказуемы истории о принцессах, из которых моя семилетняя дочь неожиданно выросла.

Джина выросла в семье, из которой ушел отец. Она не ждала счастливого конца. Она не была уверена, что наша семья будет неразлучна и вечна. Она предчувствовала расставание. Я прогулялся по Сохо, вышел в Китайский квартал, не желая ехать на другой конец города: вдруг все пойдет не так, как надо, начнутся обвинения, поднимется крик, распахнется дверь и раздастся звонок, чтобы я быстрее приезжал. Я держал телефон в руке на случай, если он внезапно завибрирует. Но я прошел через весь Китайский квартал, а он все молчал.

Есть пять положительных моментов в том, чтобы быть родителем-одиночкой.

Теперь ты один, поэтому можешь принимать все решения относительно своего ребенка, ни с кем не советуясь.

Ты абсолютно уверен в том, что ребенку достаточно одного хорошего родителя.

Ты знаешь, что твой ребенок любим и всегда будет любим.

Ты не чувствуешь себя белой вороной, подъезжая к воротам школы, потому что сегодня мир кишит родителями-одиночками.

И твоя бывшая супруга исчезла из твоей жизни.

Есть пять отрицательных моментов в том, чтобы быть родителем-одиночкой.

Теперь ты один, поэтому тебя не покидает чувство, что ты — последняя защита своего ребенка от этого паршивого современного мира.

Ты абсолютно уверен в том, что ребенку всегда лучше, когда у него двое любящих родителей.

Ты знаешь, что твоему ребенку больно оттого, что родители расстались, и эта боль останется с ним навсегда.

Ты чувствуешь себя белой вороной, подъезжая к школьным воротам, потому что в мире полно счастливых неразведенных семей.

И твоя бывшая может снова ворваться в вашу жизнь, нравится тебе это или нет, произнося волшебные слова: «Это и мой ребенок».

Но что я знаю об этом?

Я уже много лет не был отцом-одиночкой.

Что сделало меня таким знатоком?

Прошло десять лет с тех пор, как Пэт и я остались одни, — это был странный, беспорядочный период между моим первым и вторым браком. Это было время постоянной грызущей боли, и я не мог вымыть ему голову без того, чтобы мы не издергали друг друга, и приходило постепенное понимание того, в скольких вещах я полагался на Джину, чтобы упорядочить свою жизнь, и создать нашу семью, и вымыть голову нашему ребенку, и уложить его в постель, пока я слушал их смех, доносящийся сквозь стены.

Самое яркое мое воспоминание о том времени — чувство того, что я неудачник. Я до сих пор отчетливо ощущал его, несмотря на десять прошедших лет. Чувство провала, столь же неоспоримое, как сломанная рука. Я потерпел неудачу как отец, как муж, как мужчина. Это чувство не отпускало меня в супермаркете, у школьных ворот, в доме моих родителей — вот что я помню лучше всего. Я потерпел неудачу как сын.

Но это все было много лет назад. И хотя я до сих пор замечал у школьных ворот родителей-одиночек — у них меньше времени, их любовь более истовая, более животная, более очевидная, — я не мог делать вид, что я из их числа.

У меня были жена и трое детей. Это были наши дети. Конечно, кто-нибудь придирчивый и бездушный сказал бы, что мальчик — мой сын, старшая девочка — дочь жены, а младшая, семилетняя, — наша общая дочь.

Но мы никогда так не считали.

Весь наш зверинец был так давно перемешан — большую часть жизни двух старших и всю жизнь младшей, — что мы не думали о детях в таком ключе. Социологи, комментаторы и политические деятели употребляют выражение «смешанная семья». В реальной жизни вы это либо принимаете, либо нет.