— Нет, — сказал Пол. — Я так не думаю.

Тогда я повернулась к нему. Мои родители могли поклоняться этому парню, но это не значило, что он мог вламываться ко мне в комнату и оскорблять меня.

— Извини?

— Я имел в виду, — он сомневался.

Очевидно, он знал, что сказал что-то не то, и так же очевидно не понимал, почему.

— Люди, которые хотят, чтобы написали их портрет, богатые люди, они хотят выглядеть хорошо.

— Если ты пытаешься выбраться из ямы, у тебя не очень получается, просто для информации.

Пол засунул руки в карманы своих потрепанных джинсов, но его серые глаза спокойно встретились с моими.

— Они хотят выглядеть идеально. Они хотят показывать только свою лучшую сторону. Они думают, что портрет должен быть как пластическая хирургия, картинка вместо лица. Слишком красивыми, чтобы быть настоящими. Твои картины — они иногда выглядят красивыми, но они всегда выглядят настоящими.

Я не могла больше смотреть в его лицо. Вместо этого я повернула голову к галерее картин, висевшей на стенах моей спальни, с которых моя семья и друзья смотрели на меня.

— Как твоя мать, — сказал Пол.

Его голос стал мягче. Я смотрела на её портрет, пока он говорил. Я пыталась, чтобы мама выглядела хорошо, потому что я любила её, но я не только воссоздала её тёмные миндалевидные глаза или её широкую улыбку, я так же показала, как её волосы всегда непослушно торчат в ста разных направлениях, и как остро её скулы выдаются на лице. Если бы я не нарисовала это, это была бы не она.

— Когда я смотрю на это, я вижу её, словно поздно ночью, когда она работала десять или четырнадцать часов. Я вижу её гений. Её утомление. Её доброту. И я вижу это даже если не знаю её.

— Правда? — тогда я взглянула на Пола, и он кивнул с облегчением от того, что я поняла.

— Посмотри на них всех. Джози не терпится отправиться на поиски новых приключений. Твой отец отвлечён, и нельзя сказать, просто он тратит время или сейчас придумает что-то гениальное. Тео... — он помедлил, когда я взяла портрет Тео, который заканчивала, с его волосами, замазанными гелем и торчащими вверх, карие глаза под изогнутыми бровями, полные губы, которые могли бы принадлежать Купидону эпохи Ренессанса. — Тео что-то задумал, как обычно.

Я начала смеяться. Пол улыбнулся.

— А теперь твой автопортрет.

Хотя я участвовала в нескольких выставках, у меня даже была своя выставка в маленькой галерее, я никогда не показывала автопортрет где-либо, кроме своей спальни. Он был настолько личным, каким не могла быть ни одна другая картина.

— Твои волосы... — сказал он, и его голос затих, потому что даже Пол достаточно тактичен, чтобы знать, что назвать волосы девушки "местом катастрофы", скорее всего не мудро. Но так и есть, они более волнистые и густые и более неконтролируемы, даже чем мамины, и я так их и нарисовала. — Я могу видеть всё, чем ты похожа на мать.

Конечно, подумала я. Костлявая, слишком высокая, слишком бледная.

— И то, чем ты не похожа на неё.

Я попыталась превратить это в шутку.

— Ты имеешь в виду, что не видишь того же невероятного гения?

— Нет.

Болезненно. Наверное, я сморщилась.

Пол быстро добавил.

— Возможно, в мире рождается пять людей за столетие с умом, как у твоей матери. Нет, ты не такая же умная, как она. И я тоже не такой. И никто из тех, кого мы скорее всего встретим за всю жизнь.

Это была правда. Это помогло, но мои щеки все еще пылали. Как я могла почувствовать, что он стоял рядом со мной?

У него был более мягкий голос, чем можно было подумать, глядя на массивную фигуру и жесткие глаза.

— Я вижу, что ты всегда ищешь. Как сильно ты ненавидишь фальшивки. Что ты старше своего возраста, но все равно, игривая, как маленькая девочка. Как ты всегда смотришь в глубь людей или гадаешь, что они видят, глядя на тебя. Твои глаза. Всё у тебя в глазах.

Как Пол мог всё это видеть? Как он мог узнать только по портрету?

Но это было не только по портрету. Я тоже это знала.

Хотя мне нужно было что-то сказать, я не могла произнести ни слова. У меня перехватило дыхание, горло крепко сжалось. Я ни разу не перевела взгляд с автопортрета на Пола.

Он сказал:

— Ты пишешь правда, Маргарет. Я не думаю, что ты сможешь по-другому.

И потом он ушел.

После этого я начала работу над портретом Пола. Его лицо было на удивление сложно поймать. Широкий лоб, сильные, прямые брови, жесткий подбородок, светло-русые волосы с оттенком красноватого золота заставляли меня смешивать краски часами в попытках добиться точного оттенка, то как он слегка опускал голову, как будто извиняясь за то, что он такой высокий и сильный, это его неуловимое выражение лица, как будто он знает, что никогда не будет своим и даже не видит смысла стараться, но его глаза были сложнее всего.