Александр кинулся бегом в мастерскую, забыв вернуть приятелю наперсток, даже шинель не накинул. Где эти чертовы формы, где же пулелейки? Лихорадочно шарил он по ящикам и шкафчикам, вытряхивая содержимое прямо на пол. Вот они, слава богу железные, а не чугунные, как опасался ранее, есть даже бронзовая одна - значит поддаются обработке. Придется немало пострадать, работа тонкая, кропотливая и не на один день, расточного станка у него нет, только простейшие слесарные инструменты, да ручной буравчик по металлу. Но зима в провинции длинная, и весна в этих краях тоже снежная, пусть на это занятие уйдут целые месяцы - не беда, главное теперь его винтовка превратится из бесполезной красивой игрушки в грозное боевое оружие. Сослуживцы под конец даже стали на него коситься с недоумением, гадая промеж себя, что же это с "городским" приключилось? Все люди как люди, время свободное появилось, так бегом в кабак или в слободку к веселым "гулящим" бабам, а этот "ненормальный" день и ночь в оружейной мастерской, да на стрельбище пропадает. Сашка приложил тогда максимум усилий и к апрелю добился первых положительных результатов, никогда ранее с ним такого не случалось, природная лень словно улетучилась на время. Скоро снег растает, нижних чинов снова начнут обучать военному делу, непременно должны быть и стрельбы, хотя бы у застрельщиков, на остальных обычно порох и дефицитный свинец не тратят. Он уже собрался было обратиться к непосредственному начальнику с предложением провести сравнительные испытания винтовки и гладкоствольного ружья, но тут судьба подкинула неожиданный сюрприз.

В один прекрасный день, в конце апреля штабс-капитан Денисов велел Сашке подготовиться к поездке в губернский город, требовалось получить там в арсенале и интендантстве боевые припасы и другие расходные материалы для нужд полка. Пришлось взять у Бауэра офицерские пистолеты и короткое ружье на всякий случай, в тот год разбойников в округе не было, но не исключена была встреча в дороге с оголодавшими за долгую зиму волками. Говорят, что в прошлой зимой эти твари сожрали крестьянина вместе с лошадью, только кости по весне, когда снег растаял и нашли. До "Губернии" добрались без особых приключений разве, что порядком замерзли в пути, весна в этом году выдалась холодной, далее штабс-капитан отпустил Сашку с денщиком погулять до вечера, а сам, нарядившись в парадный мундир, отправился наносить визиты местной военной администрации, так здесь принято. Губернский город был весьма похож на уездный, но имелись и некоторые существенные отличия, так уезд был весь одноэтажный. Здесь же дома были, как правило, в два этажа, с легким мезонином, очень красивым, по мнению губернских архитекторов. Местами эти строения казались затерянными среди широкой, как полноводная река, улицы - только вот воду заменяла непролазная грязь, и для перехода на другую сторону требовалось сперва найти подходящий брод. Нескончаемые деревянные заборы изредка выводили к небольшим мощеным камнем пятачкам, где было заметно скопление народа и экипажей. Постоянно попадались почти стертые дождями вывески с кренделями, бубликами и сапогами, кое-где с нарисованными синими штанами, кафтанами и подписью "Аршавский портной - Парыжские моды". В другом месте смотришь - магазин с картузами, шляпами и надписью: 'Иностранец Федор Васильев и сыновья' было и такое - "куафер мастер Пьер Редькин из Парижу и других немецких городов". Толпился веселый народ у знакомой всем нижним чинам вывески "Питейный дом", слова были грубо и криво намалеваны белой краской прямо поверх вылинявших имперских двуглавых орлов. Из открытых дверей кабака слышался пронзительный бабий визг, мат и звуки ударов "по живому", жизнь била ключом и кому-то больно попадало по голове и видимо и по другим частям тела тоже.

– Вора пымали, учат!
– бесхитростно пояснил служивому первый же встречный бородатый мужик в странном высоком киверообразном картузе и лаптях на босу ног, попутно обдав Сашку неповторимым и невыносимым для непривычного человека "убойным" ароматом сивухи. Незаметно Александр выбрался почти в центр города, местный театр давненько не функционировал, парадный вход в здание наглухо забит досками, может статься, очаг культуры закрыли на ремонт. Зато напротив было весьма таинственное и соблазнительное заведение, да там так прямо на вывеске и было написано русским языком "Заведение". Сунулся он было туда, но не пустили нижнего чина даже на порог...

– Куды прешь скотина, не вишь токмо для господ!
– взревел медведем зверообразный швейцар в ливрее и с грохотом захлопнул тяжелую дверь перед самым носом солдата.

Пройдя дальше, он очутился на небольшом рынке, где прямо на улице стояли прилавки с грецкими орехами, мылом похожим на пряники и пряниками, весьма похожими на мыло, а также всякой мелкой всячиной из разряда 'на рупь пятаков'. Еще один "Питейный дом" попался по пути - здесь они не редкость, тут вроде никого не бьют, только пьянчужка в рваном чиновничьем мундире сладко дрыхнет на лавочке возле входа. Интересно, а здесь вытрезвитель есть, куда они упившихся в хлам девают - надо будет как-нибудь спросить у Денисова. Пошатавшись таким образом по городу целый час и найдя ничего особо заслуживающего внимания, все тоже самое что и в уездном городишке - даже вывески на лавках и кабаках словно их один и тот же начинающий и малограмотный художник изготовил, он отправился по указанному штабс-капитаном адресу.

Дом, где ранее жил вдовый дьякон, Александр нашел сразу - предпоследний в улице, да только на входной двери висел внушительный амбарный замок. Пытался заглянуть в окно но через плотные занавески ничего не разглядел, только в одном углу заметил лавку с маленькой вышитой подушкой-думкой и войлочком. Когда стоял в раздумье, откуда-то донесся сильный женский или может быть даже детский голос, певший под аккомпанемент звуков фортепьяно. Такую музыку в последний раз наш герой слышал при других обстоятельствах и в другом времени.

"Значит не ошибся, верно та о которой Денисов говорил - "моя соловушка", но как же туда внутрь попасть?" -в недоумении застыл Сашка. В высоком садовом заборе, что примыкал к дому, виднелась небольшая калитка. Он потянув за веревочку и откинув невидимую железную щеколду, на другой стороне, открыл было дверь и тотчас же захлопнул обратно, вовремя увидев кинувшегося навстречу огромного пса. Мохнатый сторож с разбегу врезался в дверь, та даже пошатнулась, и грозно зарычал, как бы предупреждая, что незваным гостям тут совсем не рады. Вскоре за забором раздался женский голос:

– Чего, служба надобно, кого туточки ищешь?

– Штабс-капитан Денисов послал меня с запиской и велел здесь его дожидаться.

Калитка со скрипом открылась. Молодая женщина в накинутом на плечи мужском армяке держала за ошейник большую мохнатую псину, которая при виде Сашки разом успокоилась и умильно завиляла хвостом.

– Чего служивый испужался? Дозорка наш на солдатиков не кидается, это ен эдак играет тока. Пошли наверх до барыни.

Перед ними по дороге лежал запущенный яблочный сад, деревья здесь давно не обрезали и ветки под тяжестью наполовину сгнивших прошлогодних плодов прогнулись почти до земли. Вдоль глухой боковой стены дома шла вглубь протоптанная в талом снегу узенькая дорожка. Александр следуя за спутницей, завернул за угол и увидел садовый фасад в шесть окон. Против него за круглой цветочной клумбой серела старая скамейка. Здесь красивый голос певицы звучал уже в полную силу, и мощь и очарование его повелительно остановили бы кого угодно, даже такого полу-глухого медведя вроде Сашки.

Однако в гости к "соловушке" с ходу Александр не попал, решительная служанка отобрала записку и сильным тычком отправила его на лавку в прихожую, там дожидайся. Девица мощная попалась в добрый центнер весом, не иначе кухарка - профессиональны признак, эти худыми никогда не бывают да и слабыми тоже, только и подумал он, потирая ушибленный бок. Вскоре пение оборвалось, стало слышно, что женщины в доме что-то обсуждают и тихонько смеются. Теперь выйдя во двор, он сквозь занавески смутно увидел молодое лицо, обрамленное темными локонами, светло-лиловое платье, и подумал, что пожалуй надо поклониться немного, а то еще обидятся. Местный этикет так и не вошел еще до конца в привычки нашего современника - Александра, и он постоянно путался, а жизнь в казарме совсем не способствовала изучению принятых в начале 19-го века норм поведения. Пока он прикидывал, что делать дальше, появилась в дверях уже знакомая дородная молодуха.