– Слышь Фома, энто неужто стрелять по хрестьянам зачнем? Не в басурман, а в своих православных?

– Завсегда так ежели мужики бунт учинили, у нас в соседнем сельце было при Катерине еще, так полста народу положили. Войско пришло и из ружьей в их палили, а опосля остатних казаки в шашки взяли.

– Неужто не разбегутся, не сробеют чай? У них почитай и ружьев ни единого то нет, рази палки одни да каменья?

– Энто вы городские труса празднуете, народ привычной. А нашенские мужички поди крест целовали, друг дружку не выдавать и стояти крепко. Грят, бабы детишек малых на штыки вострые кидали, раз уж всем помирать, так все едино быстрее.

– О господи, пресвятая богородица пронеси нас...

Александр только одному обрадовался, что его винтовка осталась в полку у Бауэра, на учения он выходил с обычным ружьем, из такого разве что в толпу попадешь - значит, никого конкретно выцеливать не заставят. Поганое это занятие, хоть бы скорее бы пришли, может в самом деле до драки не дойдет? И ведь ничего не поделаешь: будут "братцы солдатики" стрелять, разве что глаза зажмурят, и в штыки пойдут на безоружных крестьян, если прикажут и он тоже, куда тут денешься - это армия. "Не я стрелял, присяга курок взвела..." -так кажется в одном старом фильме было.

Добирались до деревни почти два с половиной часа, а значит прошли верст десять не больше. Исправник скакавший впереди на резвой лошадке заметил с высоты седла мятежников первым. И тут же выдал универсальный рецепт умиротворения восставших - огонь на поражение, всех стрелять! В первую очередь страж порядка жаждал заводил положить. Он их всех в лицо знает, тут в Егоровке один отставной солдат народ колобродит против порядка. При матушке Екатерине этой мерзости и в помине не было, если враги на войне служивого не убьют, то свои отцы-командиры палочками в могилу рано или поздно сведут за четверть века, а ныне совсем распустились, какая им еще оставка...

Слава богу, но командир не купился на это простое решение, еще бы на такое специфическое дело полковник специально отрядил наиболее спокойного и рассудительного офицера. Собравшиеся на лугу возле деревни крестьяне никаких враждебных намерений пока не проявляли, не видно у них в руках и оружия, разве что у стариков палки, а значит и нет нужды в таких крайних мерах. Но на всякий случай командир поспешил развернуть в цепь застрельщиков на расстоянии 200 шагов от толпы, Сашка оказался, там где и должен быть - на правом фланге рядом с офицером и барабанщиком. Вот только обер-офицера в этот раз заменил сам Денисов, пожелав вероятно лично контролировать обстановку. Исправник тут как тут, вьется гадюкой возле него, подстрелите говорит мне, ну хоть того однорукого, это главный бунтовщик.

Тем временем, от основной массы народа на лугу отделился высокий седой мужик в старом мундире екатерининских времен и размахивая белой тряпкой направился прямо к штабс-капитану. завязался у них непростой разговор.

– Что братцы бунтуете? Нехорошо...

– Ваше высокоблагородие, мы это всем миром приговор составили, моченьки больше нет терпеть таки обиды, - старый однорукий солдат протянул офицеру бумагу, и водя корявым пальцем по строкам начал что вполголоса объяснять, Александр из-за расстояния толком не смог разобрать, как ни прислушивался.

– Я ничего сделать не в силах, посылайте челобитчиков к государю императору, -ответил просителю Денисов, -Ты братец руку где потерял?

– Под Измаилом ваше благородие меня басурмане покалечили ядром, с тех пор вот и жительствую тут.

– Батюшка мой там костьми лег, при самом первом штурме... Прости братец, сам понимаешь, ежели не разойдетесь, так велю палить по вам, у меня приказ.

– Нешто мы не понимам, служба - надо исполнять, -и они вдвоем двинулись к замершей в тревожном ожидании толпе сельчан.

Александр только расслабился, пронесло в этот раз и кровавого побоища не будет, как прямо над ухом рявкнул бас:

– Заряжай!!! К стрельбе по бунтовщикам товсь!

Что за черт? Что твориться? Почему исправник тут распоряжается и размахивает обнаженной шпагой перед строем солдат? По уставу в цепи за старшего теперь он, Сашка остался. Но чудеса, повинуясь могучему начальственному рыку солдаты как бы нехотя полезли в патронные сумки, и сигналист начал сперва робко, а затем и в полную силу отбивать на барабане дробь "к стрельбе". Это же безумие, они так и своего же штабс-капитана подстрелят, пока не поздно надо остановить!

– Отставить!!! К ноге!
– крикнул он все мощь, не жалея легких и одновременно хлопнул по рукам барабанщика, дробь смолкла и получив одновременно два противоречивых приказа егеря замерли в нерешительности.

– Заряжай!!! Изменщики! Всех запорю, всех мерзавцы по зеленой улице пущу! Кто ты таков?
– рычит рядом перекошенная от бешеной злобы образина. Ржавый тупой клинок оказывается в опасной близости от сашкиного лица, еще секунда и он сделает короткий выпад вперед, как учили на занятиях по штыковому бою, а дальше путь уж разбираются.