Шрифт:
– Если этому товарищу вручить «Золотое перо», то тогда и всем пишущим в газеты вручать его надо, а Союз журналистов распустить.
После этого Ростковский собрал несколько вырезок с моими материалами и без какого-либо сопроводительного письма направил в комиссию. Там их прочитал завсельхозотделом газеты «Известия», член комиссии Иванченко. Очерки ему страшно понравились, но его удивило, почему нет при них «сопроводиловки», подписанной редакционным «треугольником». Позвонил главному редактору. И тому ничего не оставалось, как прислать сей документ.
Ну, да ладно. А тогда земляки Терешковой, только что вышедшей замуж за космонавта Андриана Николаева (говорили их сосватал Никита Хрущев), как будто чувствуя, что брак этот искусственный и долго не продержится, «охобачивали» на вечерках сальные частушки типа:
Валентина Терешкова Полюбила чуваша. Неужели в Ярославле Что-то толще не нашла?Наслушался я, будучи тогда в родных краях «космической женщины», многого. Но материал родился таким, каким вы можете прочитать его в приложениях к данной книге.
Мы жили тогда, повторю, в своей стране, в своем народе, шли вперед, оступались, смеялись, поднимались из грязи (даже обормот великий – мой зять Боря Чайкин научился завязывать галстук, перестал лаяться матом). Я же, приезжая в родную деревню, напротив, опрощался, ходил босиком по траве, редко брился, калякал о том, о сем с мужиками – словом, расслаблялся. Ко мне частенько в таких случаях, если совпадало время отпусков, присоединялся мой шурин – Гелий Скрицкий, дипломат, послуживший и в США, и в Китае, и в Индии, и в Индонезии. Это он, отпробовав первый раз с огорода моей матери ягод и зелени в росе, воскликнул:
– Мария Михайловна, позволить себе такую роскошь кушать свежайший, без химических примесей, выращенный под солнцем продукт может в хваленой Америке только миллионер.
Он, повидавший белый свет, образованнейший человек, находил общие темы в многочасовых разговорах с полуграмотной крестьянкой, поражаясь ее уму и интеллекту.
Когда моя мать скончалась, Гелий прислал из-за границы трогательную сочувственную телеграмму. Вот она:
«30. VI.80
Гена!
Потрясен сообщением о Марье Михайловне. Не хочется верить, что это так. Невозможно смириться.
Она вызывала у меня, как я уверен, у всех, кто ее знал, самые глубокие чувства уважения и привязанности. Ее светлый образ – справедливой, трудолюбивой и мудрой русской крестьянки – неизменно ассоциировался в моих мыслях с понятием Родины. Очень благодарен ей за ее бескорыстную заботу, за возможность постоянно в последние годы общаться с нашей природой. Осиротеет без нее Пилатово.
Понимаю, что твоя потеря тяжела, невосполнима, что слова утешения бесполезны. Позволь мне сказать одно – мужайся!
Обнимаю тебя и крепко жму твою братскую руку.
Гелий»
А тогда, когда мать была жива, мы были молоды и счастливы, прямо-таки по Твардовскому: «Как говорят, отца родного, не проводив в последний путь, ты будешь вроде молодого, хоть борода ползи на грудь». Мы рыбачили, собирали грибы, ягоды, немного охотились. Иногда прямо из леса, обросшие, заляпанные грязью, шли на полустанок «Бродни», где работал продуктовый ларек, чтобы прикупить «водченки».
Однажды, видимо по оплошности диспетчера, на полустанке остановился скорый поезд «Пекин – Москва». Остановился, чтобы пропустить встречный пригородный поезд «Данилов – Буй», на котором в частности бабы из окрестных деревень возили на продажу огородную снедь в райцентр.
Любопытные пассажиры пекинского скорого, конечно, в основном китайцы, пооткрывали окна вагонов, залопотали что-то. Мы с Гелием оказались рядом. Я попросил его, закончившего в свое время Пекинский государственный университет, пообщаться с близкими ему людьми. Он это сделал. Китайцы ошалели. Обросший, на глухом лесном полустанке русский медведь изъясняется на чистейшем китайском языке – «на пеньке сидит, по-французски говорит». Но больше китайцев, вероятно, были ошеломлены сельские торговки, зашептавшие между собой о нас: «Шпионы, шпионы».
…А деревня Пилатово после смерти матери моей действительно, как точно определил шурин, стала сиротеть. Уходило из жизни поколение не болтунов, а истинных тружеников, коих не смогли выбить из села никакие глупости и жестокости власти. В одно из последних своих посещений родного края, уже в горбачевский период, я это сиротство, не только своей деревушки, ощутил с особой силой. И появились соответствующие очерки в газете. Приведу их.
Истоки
Письма из нечерноземной глубинки
…Глубинка… Вопросы социально-хозяйственного, нравственного развития здесь стоят особенно остро. Но при внимательном отношении к ней глубинка и огромный резерв.
Сейчас, в преддверии XXVII съезда КПСС, наиболее важно сосредоточить внимание на утверждении всего, что способствует движению вперед и отрицает отсталое, рутинное, а порой и нелепое. Не подменить ускорение общественного развития суетой и кабинетным оптимизмом, не прикрыть полуправдой громких фраз истинное положение – об этом ведет разговор в своих письмах наш специальный корреспондент.