В моей последующей жизни никогда больше не будет хотя бы короткого периода столь бездумной и веселой жизни, ведь молодость — это когда все впервые и когда все впереди, а в жизни моего поколения юность — лучшие годы человеческого расцвета — пришлась на годы войны.

Я благодарен судьбе за все, что случилось и не успело случиться, за юность, опаленную войной, за весну, за проснувшуюся способность почувствовать красоту жизни, потому что все это уже у кого-то было, или обязательно будет в жизни каждого. Мы были счастливы от предчувствия неизвестного и неизведанного, и были уверены, что это ощущение щенячьей радости, свойственной только юности, будет длиться вечно.

Все — от рядовых до командиров — бредили любовью. Забурлили гормоны, распаляемые воображением, накатили неистовые, сладостные, томящие мечты. Женщины дразнили нас. Впервые юношеские глаза обратили внимание и увидели, какая у них раздражающе высокая грудь и волнующие округлости сзади: один вид ножек между обтянутым юбкой нижним бюстом и сапожками лишал разума до идиотизма, а наглое вызывающее покачивание бедрами на ходу вызывало томление, возбуждало скромное, но острое и неуемное желание не только пощупать у них пульс, но и ощутить теплоту женского тела, поселяя в душе неизвестные ранее напор, агрессию, жажду любой ценой добиться с объектом вожделения, как выражался Кока, «огневого контакта».

Мешали добиться желаемого успеха природная стеснительность, строгое воспитание в детстве и незнание, как к этому объекту подойти, ведь до войны мы были почти детьми, многие еще ни разу не целовались с девушкой или женщиной и над нами довлело проклятие юношеской девственности.

Проснувшиеся инстинкты дурманили головы. Красноармейцам, по большей части необразованным, и молоденьким, до 25 лет, офицерам были свойственны полная неосведомленность в вопросах половой морали и секса — я слово-то такое впервые услышал от Арнаутова, который уверял, что это прекрасное чувство движет миром. В наших разговорах, рассказах все это выплескивалось в придуманные любовные байки: говорили о самом интимном, как слепой о цветах. Всеми, как эпидемия, овладела страшная необузданная сила полового влечения.

В армии было три возможности сожительства с женщинами.

Легальное — с советскими женщинами, военнослужащими и вольнонаемными в частях, соединениях, медсанбатах и госпиталях, но их было чрезвычайно мало.

Полулегальное — с женщинами, угнанными, вывезенными немцами в Германию или уехавшими с ними добровольно, таких на территории Германии было, как выяснилось, около двух миллионов, но они считались подвергшимися враждебной обработке, подозрительными, нечистыми морально и физически и, более того, частично завербованными противником, отчего связи с ними расценивались как предосудительные, особенно для членов партии и комсомольцев.

И, наконец, совершенно нелегальное — с немками, близость с которыми запрещалась, преследовалась, а при выявлении — строго наказывалась вплоть до исключения из партии или комсомола и откомандирования в другую часть.

До осени сорок третьего года сожительство офицеров с женщинами-военнослужащими строго преследовалось. Фронтовые романы считались грехом, за них наказывали [56] , виновных разлучали неукоснительно, появилось бранное слово «ППЖ» — полевая походная жена — и в ходу была частушка:

Приказы в действующих армиях становились достоянием гласности и позора как для офицеров, так и для их сожительниц, которых переводили в другие части, выводили за штат или отправляли на Родину. Но затем, в году сорок четвертом, наказывать строго перестали потому, что якобы, когда товарищу Сталину доложили, что какой-то генерал, командующий армией, в каждой дивизии и в каждом армейском госпитале имеет женщин и поочередно с ними сожительствует, и спросили, что же делать, товарищ Сталин будто бы крайне удивился и сказал:

— Как что делать? Завидовать!

Это высказывание Верховного главнокомандующего стало известно генералам и старшим офицерам на фронтах, и отношение к связям с женщинами-военнослужащими сразу переменилось, и тогда «естественные» отношения действительно перестали преследоваться и строго наказываться, кроме самых громких и вопиющих.

Правда, во время наступательных операций, особенно в январе сорок пятого, вновь прозвучали приказы и распоряжения генералов, которые регулярно доводили до нашего сведения, запрещающие сожительство офицеров с женщинами.

ИЗ ПРИКАЗА КОМАНДУЮЩЕГО ВОЙСКАМИ 71 АРМИИ

13.01.45 г.

Несмотря на мой приказ от 12.12.44 г. и неоднократные личные указания о недопустимости сожительства офицеров с женщинами, до сих пор эти явления продолжают иметь место в частях и соединениях армии.

Некоторые офицеры сожительствуют не только с женщинами- военнослужащими, но и с женщинами, совершенно не имеющими никакого отношения к Красной Армии. В присутствии этих женщин, без соблюдения элементарных правил конспирации, офицеры принимают доклады своих подчиненных, отдают приказания, распоряжения и ведут прочие служебные разговоры, не отдавая себе отчета за могущие быть политические последствия.