— Укомплектованность?

— Кавалерии почти нет. В основном пехота. — Правда. — Судя по всему, собранная из юнцов. — Правда. — Неопытные. — Неправда. — Зажигательные пушки. Немного. — Правда, к сожалению. — Между дакранцами и геранцами чувствуется некоторая напряженность. — Меньше, чем она ожидала. — Трения по поводу того, кто должен командовать. — Неправда. Вернее, не совсем. Порой она замечала, какими глазами принц смотрел на Арина, задумчивого и решительного, словно он тайно верил, что Арин не человек, а иное существо, которое, придёт день, и скинет кожу Арина, чтобы явить себя миру.

На самом деле, большинство людей смотрело на него таким образом.

— Позиция? — спросил офицер.

— Сейчас они уже добрались до особняка.

— Расскажи мне о формировании их подразделений, расположении армии.

Кестрел, вздохнув с облегчением, ответила на поставленный вопрос. И, похоже, он поверил ей. Это было проще, чем ей казалось. Она перемешала ложь с правдой, как доски для пола, перемежая посредственные с довольно крепкими, чтобы пол в итоге получился устойчивым и сумел выдержать человека.

Но когда она перестала говорить, молчание продолжилось дольше, чем следовало бы.

— Элис, — произнес офицер, — откуда ты?

Она притворилась, что не понимает вопроса.

— Сэр, я пришла из лагеря повстанцев.

— Я не об этом спрашиваю. Откуда ты родом?

Уверенность Кестрел в успехе задуманного тут же исчезла. Он подозревал её. Она ничего не знала о жизни шпионки. Кестрел взяла жетон и карту и ушла, не теряя времени даром.

— Мне казалось, вам это давно известно, — осторожно произнесла Кестрел.

— Напомни-ка.

Лампа излучала достаточно света, чтобы он смог увидеть, как она потянется за кинжалом. Поэтому Кестрел стояла неподвижно.

— Я из колонии, — рискнула она. Шансы, что она окажется права, были очень высоки — почти вся Валория представляла собой колонии.

— Но откуда именно?

Она вновь закашлялась, стараясь изобразить его мокрым, и одновременно с этим думать.

— Отсюда. — Шпионы, действующие на территории Герана, должны знать местный язык. В идеале и местность. Шпионка — Элис — была юна, по словам Рошара. Настолько зелёная, что легко попалась. Если генерал и выбрал человека с маленьким опытом для сбора информации, то только потому, что неопытность перевешивало хорошее знание местности.

— Как и я, — тихо произнёс офицер.

— Да, сэр. — Сердце Кестрел бешено билось.

— Моя юность прошла на ферме, к западу отсюда. — Он подошёл на шаг ближе. Кестрел вросла в землю. Офицер ещё не подошёл настолько близко, чтобы ясно разглядеть её, как и она его, но девушка уже смогла чётко уловить акцент в его речи. И у неё был бы акцент, не прикажи отец её учителям строго следить за речью его дочери. В Валории она говорила на чистейшем валорианском.

— Я хочу вернуть свой дом, — сказал офицер.

— Как и я. — Она говорила низким голосом, якобы огрубевшим из-за кашля, добавив лишь тонкий нюанс — акцент, чтобы офицер решил, будто тот был всегда и поначалу, он его просто не расслышал. — Какие будут приказы? — спросила она, постаравшись, чтобы её голос прозвучал как можно тверже, но пульс был неумолим.

— Возвращайся на пост. Я донесу до генерала твою информацию.

— Есть, сэр, — поспешно слетели слова с её губ.

— Однако, не так быстро. — Офицер поставил лампу на землю и отпрянул. — Подними лампу.

У неё от страха пересохло во рту.

— Сэр?

— Подними лампу и покажи мне свое лицо.

— Но, — она сглотнула, — как же инфекция...

— Я хочу посмотреть. Я буду держаться на расстоянии.

— Вы рискуете...

— Солдат. Подними лампу. Покажи мне своё лицо.

«Поверь мне», — сказала она Арину. Кестрел помнила ту силу, прозвучавшую в её голосе, и попыталась вновь её призвать. У неё мельком пронеслось в голове, что вот, должно быть, для чего нужны воспоминания — собраться, когда чувствуешь, что теряешь себя.

Кестрел медленно пошла в сторону лампы. Она держала голову опущенной, однако ей казалось, что ему все равно пока не видно её лицо — она, в свою очередь, перестала видеть его, как только он поставил лампу на землю и отошел. Кестрел закрыла один глаз: старый трюк, которому её научил отец для ночных боев, когда есть факелы или лампы. Один глаз корректирует зрение при свете огня. А другой глаз как бы находится в резерве, чтобы видеть, когда свет исчезнет совсем.

— Я не хочу, чтобы кто-нибудь видел моё лицо, — сказала она офицеру. — Болезнь изувечила его.