Автор книги “Последний поезд в Москву” Рене Нюберг – финский дипломат, работавший во многих странах, в том числе в СССР (1970-е) и в РФ (2000–2004). Однако в повествовании Нюберг лишь касается этой стороны своей жизни. Главным для него оказывается другое – реконструкция прошлого. Так появилась история о матери Рене Нюберга. А в эту историю вплелась еще одна – о том, как во время Второй мировой войны удалось спастись его родным – Маше и Йозефу Юнгманам. И обе эти истории, будто магниты, притянули к себе другие. И в каждой – потрясающие детали частной судьбы и событий мирового значения, приметы времени и места.
REN'E NYBERG
VIIMEINEM JUNA MOSKOVAAN
Перевод с финского Евгении Тиновицкой
Книга издана при финансовой поддержке FILI – Finnish Literature Exchange
В оформлении обложки использована свадебная фотография Маши Тукациер (в замужестве Юнгман). 1938 год
В книге публикуются фотографии из семейного архива Рене Нюберга и Лены Шацкой
Художественное оформление и макет Андрея Бондаренко
Издательство CORPUS ®
Как создавалась эта книга
Я вряд ли взялся бы за написание этой книги, если бы не встретился со своей троюродной сестрой Леной Шацкой [1] , дочерью моей рижской тетки по материнской линии, Маши.
В августе 2002-го я, тогда посол Финляндии в России, был в отпуске в Хельсинки. Мне позвонил кузен Гилель Токациер и сказал, что Лена, живущая в Израиле, сейчас тоже в Хельсинки. Мы знали о существовании друг друга, но никогда не встречались.
1
К сожалению, Лена Шацкая умерла в апреле 2017 года, когда книга уже готовилась к печати.
Я с удивлением осознал, что общий язык у нас – русский.
Мы стали поддерживать связь. Разумеется, много говорили о разных событиях в жизни наших семей.
Лена оказалась кладезем информации, поскольку у нее сохранились документы и воспоминания, которых у хельсинкских родственников не было и не могло быть. Благодаря Лене я познакомился также с нашим общим троюродным братом – живущим в Санкт-Петербурге Александром Кушнером, известным поэтом. С ним я впоследствии часто встречался и до сих пор переписываюсь.
Понемногу во мне зрела мысль – рассказать о трагедии моей матери и о том, как родители Лены – тетя Маша и дядя Йозеф – во время Второй мировой войны выжили на “кровавых землях” [2] .
Я понимал, что невозможно ограничиться описанием событий 1940-х годов. Чрезвычайно важными оказались и факты биографий отцов моей матери и тети Маши – двух братьев, живших в Гельсингфорсе (Хельсинки) и Риге, городах, которые тогда входили в состав Российской империи. Их фамилии различались: брат, живший в Гельсингфорсе, – Токациер; а брат, живший в Риге, – Тукациер.
2
Timothy Snyder. The Bloodlands, 2014.
Я не ожидал многого от архивов Риги, Санкт-Петербурга или Москвы. Однако, к моему удивлению, в Риге нашлись сведения о жизни Машиной семьи. Важнейшим источником, касающимся событий в жизни моей матери и начала их с отцом истории любви, стали протоколы судебного дела, дошедшего до Верховного суда.
Все случившееся с нашей семьей и семьями наших родственников не было бы вполне понятно без проникновения в исторический контекст, без ответа на вопрос: что заставило молодых людей из еврейской семьи покинуть Оршу – маленький белорусский городок в черте оседлости – и отправиться в большой мир. То же касается и исторической ситуации, в которой жили моя мать и ее двоюродная сестра.
Я углубился в историю еврейства в России и в Латвии, а также в Финляндии. Более широкое представление о ней сформировалось благодаря трем весьма не похожим друг на друга книгам. Это, во-первых, двухтомный труд Александра Солженицына “Двести лет вместе (1795–1995)”, разносторонний, я бы даже сказал, единственный в своем роде источник, описывающий положение российских евреев. Во-вторых, это книга родившегося в России американского историка Юрия Слезкина “The Jewish century ” (в русском издании: “Эра Меркурия. Евреи в современном мире”), талантливо вписывающая судьбу российских евреев в европейский контекст.
Из литературы о Холокосте упомяну книгу Тимоти Снайдера “Кровавые земли”, резюмирующую преступления против человечества по обе стороны линии Молотова-Риббентропа, их мотивы и итоги. Из литературы о финских евреях – диссертацию Лауры Катарины Экхольм “Boundaries of an Urban Minority, the Helsinki Jewish Community from the End of Imperial Russia until the lyyos” (“Границы городского меньшинства. Еврейская община Хельсинки в период с конца Российской империи до 1970-х годов”). Исследование рассматривает, как за военные годы финские евреи превратились в финнов еврейского происхождения.
Из источников, посвященных судьбе латышских евреев, меня особенно впечатлили воспоминания Валентины Фреймане “Прощай, Атлантида”. Писательница, которой сейчас за 90 лет, рассказывает, как она выжила, скрываясь от немцев в Риге и в сельской местности.
За время работы над книгой я значительно расширил свои знания о мире, из которого происходила моя мать – мире еврейства.
Я часто слышал от еврейских друзей, что ребенок еврейской матери – еврей, на что отвечал: “Это по вашим законам”.