Шрифт:
– Пойдем на кассу.
Расплатившись, мы решили подняться на второй этаж гипермаркета и посидеть в кафе. Все эти хождения по магазинам очень сильно выматывают, к тому же, разговор предстоял не из простых. Такое бывает, когда давно не видел старого друга. Вы вроде бы всё такие же друзья и ничего не изменилось, но каждый раз, когда хочется заговорить, понимаешь, что общих тем практически не осталось. Именно поэтому так легко и приятно встречаться с людьми, которые никогда ничего не значили в твоей жизни.
Пока стояли на эскалаторе, взгляд невольно зацепился за двух девчонок лет четырнадцати, которые сидели на лавочке и делали бесконечную тираду селфи. На мой стариковский взгляд, это было подобно кривляньям мартышек перед зеркалом. Не удержавшись, ткнул локтем свою подругу.
– Вадим, а ты всё-таки постарел. Стал брюзгливым стариком. Сейчас все на этом помешаны.
О да. Мне кажется селфи - это идеальное воплощение эгоизма. Ведь самое большое место в кадре занимаешь ты. И не важно, где ты находишься и что на фоне. Да будешь там хоть Ниагарский водопад изнутри или жерло вулкана - главный посыл происходящего - смотрите, что Я сделал. Именно поэтому так мало стало фотографий от 3-го лица. Ведь там ты часть происходящего, а на фоне чего-то величественного - так вообще песчинка. Сделай фото на фоне Спаса на крови. И что? Ты маленькая точка на фоне великого памятника архитектуры. А сделай ты "себяшку" и вот уже какая-то церквушка виднеется из-за твоего неповторимого лица. Меняется центр фото. Эгоцентризм. Я есть высшая материя. Всё остальное лишь фон.
– Ну как ты? Где ты? В Москве, слышал?
– Да. Там. Устроилась в бюро по переводам. Сейчас там уже отделом руковожу. И понимаю, теперь почему меня там так ненавидели в самом начале.
– Что? Лютуешь?
– Нет. Они тупят. Иногда хочется всех поставить к стенке и пострелять.
– Замужем?
– Угу.
– За ним?
Была у Анюты одна давняя любовь. Знал про этого парня тогда только я. Сохла она по нему бессовестно. На моё удивление, их любовная история развивалась достаточно гладко, хотя и там хватало бурных расставаний и скандалов. Благо, среди подружек я не значился в виде "мальчика-евнуха", так что ночных звонков с соплями не поступало. Узнавал всё постфактум и в довольно остывшей форме. А вот со свадьбой у них долго не ладилось. Ну, хоть у кого-то получилось.
– Да...
– А почему так грустно?
– Потому что мечта способна обогревать, лишь оставаясь недосягаемой. Стоит ей оказаться в руках, и она тускнеет.
– Вот оно что... Присядем?
– Да, конечно.
– Неужели не оправдал оказанного ему высокого доверия?
– Оправдал. Всё, как и обещал.
– Ну и? Что твоей тонкой женской натуре не дает покоя?
– Мне стало это не нужно...
– Что он обещал? Странно. Я хоть и плохо помню, но предложения там были явно заманчивыми.
– Как тебе объяснить. Всё слишком хорошо. У нас идеальная семья. Сын...
– Сын? А как же "Здравствуйте, я Анна ChildFree"?
– Вот так вот получилось. Любовь творит чудеса.
– А сейчас тогда что? Любовь этого чуда сотворить не смогла?
– Может только на ней всё и держится.
– Нет, когда кому-то больно, это уже не любовь. Это, скорее, мазохизм. Ну или садизм -- тут с какой стороны смотреть. Так что...
– Предлагаешь его бросить?
– Оу!
– Я поднял руки, выказывая полное безучастие в этом вопросе.
– тут я тебе не советчик! Вообще!
– А ты то как? Я слышала, ты же был женат?
– Я? Нет! Что ты! Я не совместим с семейной жизнью.
– Как категорично! Боишься потерять свободу?
– Наоборот. Мне нечего предложить взамен. Знаешь, кем я работаю?
– Удиви меня.
– Я дворник! А? А? Оценила масштаб?
– Да ладно тебе! Ты же надежды подавал. Что случилось?
– Надежды.... Ерунда это всё. Но, на самом деле, я полностью доволен. Мне хватает. А душевное спокойствие.
– Ну ты даешь. Стоп, но ты же вроде как был с...
– она замолкла и предоставила слово мне.
– С Аленой. Но там... В общем не сложилось. Я же говорю -- не для семейной я жизни.
– Я надеюсь, дело не в этом?
– она многозначительно указала вилкой куда-то под стол.
– Нет. Дело куда проще. Характер. Он отвратительный.
– Ну... Это я ещё со школы помню.
– С тебя пример то брал.
Принесли наконец наши салаты. Заказали их как-то между разговором и даже не обратили внимания. Я- мясной, Аня -- что-то вроде оливье, но только без мяса. Ели не спеша, скорее для проформы. Когда наконец каждый из нас забрался достаточно глубоко в незаживающую рану другого, мы переключились на более отвлеченные темы. Заговорили о всякой ерунде, типа новы фильмов, музыке и просто дурацких шутках. Нависшая тень не понравилась сразу. Появилась она рывком, но неуклюже. Я обернулся, как можно медленнее и спокойно. Передо мной стоял парень на костылях и улыбался белозубой улыбкой. Ноги у него не было уже давно -- слишком лихо он доковылял. Где-то в темном уголке души ёкнуло. Надо валить!
– Товарищ старшина! Это ж Вы?! Я Вас сразу и не признал!
– голос был громкий, зычный.
– Прошу прощения, Вы обознались.
– Аня даже на стул откинулась, наблюдая за сценой.
– Да как же?! Это я -- Мишка -- Гром. Вспомнили? Ну же! Август, восьмой год. Я на растяжке подорвался, кусок ноги им на память оставил. А вы меня на себе тащили!
– Вы обознались.
– Отрезал я и встал. Отсчитал деньги за еду и кивнул своей подруге.
Мы быстрым шагом направились к лестнице, минуя эскалатор, оставив Михаила, который Гром, растерянно смотреть нам вслед.