Контракт с Тоддом был подписан в августе прошлого года. Пять месяцев реабилитации, тренировок и физподготовки сделали в точности то, что он обещал: Чарли чувствовала себя сильной, уверенной, готовой к Открытому чемпионату Австралии. Да, Марси не заставила бы ее отказаться от кофе. Марси не заставила бы ее сесть на диету. Однако требования Тодда принесли свои плоды: живот Чарли стал как никогда плоским, мышцы ног были в тонусе, и заметно повысилась выносливость.

Чарли подписала чек и, вручив все еще красному официанту чаевые, закрыла дверь.

– Берег чист. Можешь выходить! – крикнула она Марко.

Он вышел из ванной, приглаживая мокрые волнистые волосы. Из одежды – одно полотенце вокруг бедер.

– У меня тренировка на корте в восемь. А у тебя?

– То же самое, – ответила Чарли. – Извини, завтрак мне заказал Тодд, здесь для тебя ничего нет. Хочешь, я позвоню и попрошу принести овсяные хлопья?

– Нет, я через двадцать минут встречаюсь с тренером в столовой для теннисистов, поем там.

Марко туже затянул полотенце вокруг талии. При росте в метр девяносто пять и девяноста килограммах чистой мышечной массы его гладкая оливковая кожа смотрелась божественно.

Чарли посмотрела на часы.

– Повезло, что в шесть утра не заявился допинг-контроль. Однажды нас с тобой застукают…

На все триста шестьдесят пять дней в году, независимо от того, в какой точке мира она находилась и что там делала, Чарли должна была предоставить адрес, по которому ее можно найти в течение одного конкретного часа из двадцати четырех. Она могла выбрать любое время суток и как угодно часто менять указанный час, но тогда планирование дня становилось слишком запутанным, поэтому многие теннисисты указывали промежуток от шести до семи утра – достаточно рано, чтобы они наверняка были дома (или в гостинице), но не настолько рано, чтобы их будили среди ночи. Проверяющие приходили иногда часто – восемь или десять раз в год, – а иногда не показывались несколько лет подряд. Спортсмены не знали, когда их ждать.

– Если попадемся на сексе, а не на стероидах, то я не против. – Марко поцеловал ее в губы и схватил ключ от своего номера. – Пока, красавица. Хорошей игры.

– Тебе тоже, – сказала она, хотя обычно они не обсуждали свои матчи. – Удачи.

Он открыл дверь, соединяющую их комнаты.

– Очень удобно, – ухмыльнулся Марко. – Пожалуй, теперь всегда буду требовать смежный номер.

Он вышел и запер дверь с другой стороны.

Чарли опустила веки. Перед глазами мелькнула сцена из предыдущей ночи: половина девятого, она только что переоделась в ночную рубашку и заказала мятный чай в номер. Она все еще пребывала в приподнятом настроении после победы в первом круге и праздничного ужина с отцом и Джейком – они прилетели в Мельбурн, чтобы посмотреть ее матч. Отбой был в десять, подъем – в семь, что оставляло ей девять часов на сон. Девять часов было идеально, восемь – приемлемо, семь создавало трудности, шесть, как она знала по опыту, грозило катастрофой. За долгие годы Чарли превратилась в машину для сна. С мятным чаем, аппаратом белого шума, маской для глаз и берушами она могла заснуть где угодно: в комнате отдыха для игроков, в самолете, в автомобиле, в гостиничном номере или на съемной квартире. Немного мелатонина при резкой смене часовых поясов – и все в порядке. На совершенствование сна ушли годы тонкой настройки организма, но это имело решающее значение для игры.

Только что началась серия «Скандала». Чарли залезла под одеяло с чашкой и журналом «Ю-эс уикли». Лучше смотреть, как Оливия с Фитцем целую неделю повторяют: «Я люблю тебя, но не могу быть с тобой», чем еще хоть одну минуту думать о теннисе. В ушах до сих пор звенели критические слова Тодда, сказанные после первого матча: «Кончай осторожничать! Ты большая девочка, тащи свой зад к сетке и бей по гребаному мячу! Пока не вложишь реальных усилий в отработку хорошей второй подачи, ничего не добьешься!» Но она заставляла себя сосредоточиться на экране – наряды Оливии, харизма Фитца, – а во время рекламы разглядывала в журнале фотографии последних приключений Анджелины и Брэда. И вдруг в соседней комнате включили музыку.

Чарли быстро набрала номер ресепшена.

– Алло? Добрый вечер. Я знаю, что еще нет девяти, но разве я не на этаже, где живут только спортсмены?

– Да, мисс Сильвер. Так и есть. – Мужчина на телефоне отвечал любезно, но он явно устал иметь дело с теннисистами.

– В соседнем номере, который ближе к лифту, включили музыку. Очень громко. Такие, знаете, тяжелые басы. Можете позвонить и попросить сделать потише? А еще лучше – выключить.

– Конечно, мисс Сильвер. Я напомню обитателю комнаты о правиле двадцатичасовой тишины на этаже теннисистов.

– Спасибо.

Чарли положила трубку и прислушалась. Стены были довольно тонкие, и она услышала, как звук приглушили всего на минуту, чтобы ответить на телефонный звонок, а уже через секунду включили даже громче, чем раньше. Да еще и Энрике Иглесиас!

Отбросив одеяло, Чарли вышла в коридор и решительно постучала в соседнюю дверь. Наверняка там окажется какой-нибудь подросток, который прошел в турнир по вайлдкарте [1] и понятия не имеет о заведенных порядках. Она уже открыла рот для грозного монолога, когда дверь распахнулась. Перед ней стоял Марко.

– Шарлотта Сильвер! – пропел он со своим жутко сексуальным акцентом. – Смотрите, кто пришел в гости!

На нем не было ничего, кроме трусов и кожаного браслета с металлической застежкой. Из комнаты доносился непонятный запах. Травка? Свечи? Благовония? Танцевальная музыка гремела в динамиках айпода на тумбочке. Великолепное тело Марко блестело от пота.

Она почувствовала, что краснеет.

– Марко? Привет. Прости, что… помешала. Я не знала, что это ты. То есть я не знала, что ты в этом номере, и я никогда, никогда не постучала бы, если бы знала, что ты…