– Годви принес молодой хозяйке успокаивающее зелье, – проскрипел домовик.

– Убирайся и скажи хозяину, что я не нуждаюсь в его подачках.

– Годви не может, – домовик прижал уши и вытаращил глаза. – За ослушание хозяин подарит ему одежду. Годви не может.

– Убирайся! – Беллатрикс швырнула в домовика флакон с жидким мылом. – Стой, – новая мысль пришла ей в голову: – Принеси мне кодекс и историю рода Лестрейндж.

Годви исчез. Оставалось надеяться, что глава рода сочтет подобное чтение допустимым для провинившейся дочери.

Четыре потрепанных фолианта через час принес сам Сигнус Блэк.

– Милая, я очень рад, что ты взялась за ум и решила поближе познакомиться с семьей будущего супруга.

Беллатрикс промолчала. Истерический смех поднимался изнутри и грозил в любой момент вырваться наружу.

– Белла, я очень тебя люблю и хочу, чтобы моя дочь обрела счастье в семье и детях. Надеюсь, это занимательное чтение позволит тебе лучше узнать будущего мужа и понять его. Понимание рождает уважение. Я рад, что ты успокоилась и приняла верное решение.

Сигнус принял ее склоненную голову за смиренное согласие, совсем как в детстве потрепал по волосам, пожелал спокойной ночи и вышел. С характерным звуком повернулся ключ в замке – любовь любовью, но отменять наказание родитель не счел нужным. И запер на замок – его-то точно не открыть невербальным заклятием.

– Ненавижу! – хриплый вой, наконец вырвавшийся наружу, испугал ее саму. – Мордред тебя подери, как же я тебя ненавижу! – Она упала на ковер и разразилась горькими и злыми слезами. Тело корежило конвульсиями, и она скребла скрюченными пальцами по густому ворсу.

Было уже за полночь, когда она смогла подняться и доковылять до кровати. Мышцы ныли и едва повиновались, голова гудела, нос заложило от долгих рыданий. Она рухнула на постель и невидяще уставилась в потолок. В голове крутились безрадостные мысли: зачем, зачем было ее, девочку, изначально воспитывать в сознании собственной исключительности? Радоваться успехам, поощрять увлечение дуэлингом и другими совсем не женскими разделами магии? Она отличный боец – хоть сейчас в Аврорат, легко даст фору многим мужчинам-волшебникам, и до этого года отец поощрял подобные увлечения, а порой и сам подталкивал… Зачем? Внезапно понял, что старший ребенок не мальчик? Или мать напела про приличия – мол, благовоспитанные ведьмы из старинных родов должны выйти замуж сразу со школьной скамьи?

Совершенно вымотанная, она забылась тяжелым сном.

Утром разбудил домовик, шумно накрывающий маленький переносной столик. Есть не хотелось, но запах кофе дразнил обоняние, и она решила, что стоит выпить чашечку – возможно, получится взбодриться.

Она бесцельно слонялась по комнате, переставляла безделушки и пыталась найти в себе силы приняться за чтение. Интуиция подсказывала, что вряд ли ее ожидают приятные сюрпризы, скорей уж какие-нибудь грязные тайны. Гнусное состояние апатии и бессилия удалось немного прогнать лишь к обеду. А к концу недели, дочитав последние строчки, Беллатрикс готова была решиться на побег. Останавливала лишь невозможность разжиться не отслеживаемым международным портключом.

Лестрейнджи – старинный магический род, о котором писали очень осторожно, опасались. Внешне благополучный и далеко не бедный, тем не менее, он скрывал такие тайны, о которых не принято говорить вслух. Беллатрикс не волновало то, что род жениха был темным, сама не в светлом семействе появилась на свет. О простых темных магах не стали бы писать так иносказательно, так туманно, что приходили в голову и некроманты, и охотники за головами, а то и наемные убийцы. Демонологи и химерологи появлялись среди предков жениха с завидной регулярностью. Она не удивилась бы тому, что ради усиления дара кто-то из них смог заключить сделку с самим дьяволом или смешать свою чистую кровь с магическим существом. Но доказательств не было. Пытаться донести свои выводы до родителей бессмысленно – скажут, что ее мнение предвзято. Беллатрикс как наяву слышала голос матери: «Не выдумывай. Фантазии пора оставить в детстве. Ничего, выйдешь замуж, и вся эта чушь из головы выветрится. Сигнус, ты слышал, что измыслила наша дочь лишь бы отвертеться от свадьбы? Стыдно, юная леди!»

– Белла, – голос матери, уже не воображаемый, а реальный, заставил вздрогнуть. – Белла, – повторила она, подходя ближе, – твой жених явился с визитом. Мы сказали, что ты была больна, когда он заезжал прошлый раз. Спускайся.

Мать ушла, не интересуясь, будет ли выполнено распоряжение. Беллатрикс натянула парадную мантию поверх домашнего платья, связала волосы в небрежный узел на затылке – ей было совершенно все равно, как она выглядит. Несколько секунд подумав, стоит ли сменить домашние туфли на что-то более подходящее к наряду, решила, что стоит. Каблуки придавали уверенности, и, на худой конец, можно было совершенно случайно наступить на ногу… кому-нибудь.

– Ах, дорогая Беллатрикс, я вижу, ваше здоровье поправилось! Очень рад, – Рудольфус лучился счастьем, которое совсем не отражалось в глазах. Взгляд был цепким и холодным.

– Я тоже рада, – она протянула руку и стоически вытерпела и поцелуй, и навязчивое поглаживание ладони.

Говорить им было не о чем. В любом другом случае она бы приложила усилия, чтобы поддержать беседу, предложила бы посетить оранжерею, где как раз расцвели любимые матерью желтые розы, но Руди не стоил усилий. Молчание затягивалось.