Шрифт:
Полисмен огляделся с любопытством.
— Да, здесь поуютнее будет, чем в карцере, сэр, — сказал он.
Лилли засмеялся. Он поспешно освободил место на диване.
— Сядьте сюда, Сиссон, — сказал он.
Полисмен помог Аарону опуститься на диван и с удовлетворением произнес:
— Ну, теперь все в порядке.
Лилли пошарил в кармане и дал полисмену полкроны. В то же время он следил за Аароном, который с тупым видом сидел на диване, бледный, почти не сознавая, что делалось кругом.
— Вам нехорошо, Сиссон? — спросил он тревожно.
Аарон взглянул на него из-под отяжелевших век и еле кивнул головой.
— Не лечь ли вам в постель? — предложил Лилли Аарону, заперев за полисменом дверь.
Аарон отрицательно покачал головой.
— Право, я бы лег на вашем месте. Вы можете оставаться здесь, пока не придете в себя. Я совершенно один, так что вы никому не мешаете.
Но Аарон опять впал в полубессознательное состояние. Лилли поставил большой чайник на газовую плиту, а маленький — на угли камина, потом подошел к изголовью Аарона. Он был встревожен. Он опять взял руку Аарона и пощупал пульс.
— Я уверен, что вы больны. Вам необходимо раздеться и лечь.
Он стал на колени и принялся развязывать своему гостю башмаки. В это время чайник закипел: Лилли налил в бутылку горячей воды и положил ее в постель.
— Давайте-ка снимем пальто, — сказал он застывшему в неподвижной безучастности Аарону.
Ценою больших усилий Аарон был, наконец, раздет и уложен в постель. Лилли принес ему чаю. С мрачной покорностью гость взял чашку и стал пить, поглядывая на Лилли тяжелыми, тусклыми глазами.
— Я поддался ей, поддался… Иначе я не был бы в таком виде, — едва внятно пробормотал он.
— О ком вы говорите? — спросил Лилли.
— Я уступил ей, а потом плакал, думая о Лотти и детях. Я чувствовал, что у меня сердце разрывается, понимаете? Вот что довело меня до этого. Ничего бы со мной не случилось, если бы я не поддался ей.
— Кому? — еще раз спросил Лилли.
— Джозефина. Я чувствовал, что в ту минуту, когда полюблю ее, — я конченый человек. Так и случилось! На меня нахлынуло прежнее. Если бы я не поддался ей, все было бы хорошо. Я чувствовал это. Я чувствовал, как что-то перевернулось во мне в ту минуту, как я… Вот это и убило меня.
— Да нет же! Прежде всего успокойтесь.
— Я сам виноват, что уступил ей. Если бы я держался в стороне, желчь не разыгралась бы во мне, и я не заболел бы… И я знал, предчувствовал…
— Ну, довольно об этом. Выпили чай? Ложитесь хорошенько…
Лилли заставил Аарона лечь и укрыл его потеплее. Затем он засунул руки под одеяло и пощупал его ноги, — они все еще были холодными. Лилли поправил бутылку с горячей водой и укрыл больного вторым одеялом.
Аарон тихо лежал с серым осунувшимся лицом. Было что-то зловещее в успокоившихся чертах его лица. Некоторое время Лилли неслышно ходил по комнате, искоса поглядывая на него. Потом сел и стал читать.
Спустя немного времени он услышал стоны, первое дыхание и возню на кровати. Он подошел. Глаза Аарона были открыты и глядели мрачно.
— Хотите теплого молока? — спросил Лилли.
Аарон чуть покачал головой, точно не замечая его.
— Воды?
То же, еле заметное отрицательное движение.
Лилли написал записку доктору, зашел в контору, находившуюся в том же этаже, и попросил служащего, через несколько минут кончавшего работу, занести записку. Когда он вернулся, Аарон все еще не спал.
— Вы здесь один? — спросил больной.
— Да. Моя жена уехала в Норвегию.
— Совсем? Навсегда?
— Нет, — засмеялся Лилли, — на несколько месяцев. Она вернется сюда. А, может быть, мы встретимся в Швейцарии или еще где-нибудь.
Аарон помолчал.
— Вы не поехали с ней? — произнес он, наконец.
— Повидаться с ее родными? Нет, я не думаю, чтобы им так страстно хотелось меня видеть, а мне не слишком хотелось ехать. Зачем собственно? Женатым людям полезно иногда разлучаться.
— Да, — сказал Аарон, глядя на него потемневшими лихорадочными глазами.
— Я терпеть не могу супругов, которые являют собой нечто нераздельное, как два ореха в одной скорлупе.
— Я тоже их презираю, — сказал Аарон.
— Джозефина вас обольстила? — спросил Лилли.
— Вот именно! — мрачно ответил Аарон. — Она не придет сюда, не правда ли?
— Нет, если только я ее не позову.
— Вы ее не позовете, надеюсь, — иначе я…
— Не позову, если вы не хотите.
— Да, я не хочу.