Мэлор рассмеялся.

— Ну да, подобные рассуждения лежат на поверхности.

— А у тебя, как всегда, есть более глубокое понимание, — иронично предрек Эд, даже не пытаясь скрыть сарказм.

— Конечно, есть, — оживился Мэлор. — Вот смотри. Если исходить из того, что Бог существует, то мы должны признать - он судит грешников только исходя из внутренних убеждений, то есть честно. И его заповеди — законы чести.

— Это очевидно, — пожал плечами Эд. — Бог ни с кем не советуется и исходит из собственных понятий о добре и зле.

— А если он мелочен? Или мстителен? Вот живет человек. Правильно живет — не грешит. Лишь пару раз похулил Бога — вот и все его прегрешения.

— А после смерти Бог его засунул в ад, — закончил за Мэлора мысль Эд.

— Точно!

— Но бог есть Абсолют. И если он окажется немного мстительным, то придется принять это как данность, — улыбнулся Эд.

— Верно. Ты правильно заметил, Бог — Абсолют. Но ты же понимаешь, что я хочу сказать. Религия говорит: честность ниспослана нам напрямую свыше. А справедливость есть опосредованное восприятие честности через природу. Ведь природа максимально справедлива. Тяжелое падает вниз. Вода мокрая. Песок сухой. Сильный поедает слабого.

— Б-р-р… — встряхнул головой Эд. — Я совсем запутался. К чему, нахрен, ты все это словоблудие развел.

— Я хочу доказать тебе: если мы говорим о Боге, в той форме, в которой он подается большинством религий, то «честность» и «справедливость» антиподы друг друга, а «закон» вообще некая химера на стыке этих двух понятий. И как бы человек ни старался, но примирить два противоположных по сути понятия никогда не сможет. Наказание по закону никогда не будет ни честным, ни справедливым. И заметь, в теории Бога «честность» является первопричиной «справедливости». Ничего не напоминает?

— Ох, Мэл, — улыбаясь, вздохнул Эд. — У меня такое ощущение, что дай твоему языку волю, ты любые два понятия приведешь к противостоянию Бога и Дьявола. А ты вот скажи, если Бога нет? Тогда как быть?

— Тогда выходит наоборот. Тогда «справедливость» — первопричина, а «честность» производная от нее. То есть Вселенная максимально справедливо устроена по умолчанию, а честность есть форма восприятия «справедливости» человеком. И тут все зависит от воли человека, от его нежелания жить по законам природы. Не правда ли, все просто и логично.

— Это звучит так, будто ты намекаешь, что Бога нет? — попытался застать товарища врасплох Эд.

— Ты сам меня спросил. Я лишь ответил.

— Как скажешь, — пожал плечами Эд. — Я думаю, тут дело в том, что оба понятия: «честность» и «справедливость», нематериальны, и оттого крутить ими можно до бесконечности.

— Может быть, ты и прав, — согласился Мэлор.

— Ну-ка постой, — вдруг встрепенулся Эд. — А как же твой Пульт управления Вселенной?

— А он тут при чем?

— Нет, ну как же… Ты оцифровал всю Вселенную? Так ты говорил? — не унимался Эд.

— Говорил.

— И из какого постулата ты исходил? Бог есть или его нет? Ведь данный факт должен быть определяющим моментом для такого прибора?

— А ты не так прост, приятель, как кажешься, — улыбнулся Мэлор.

— А ты, приятель, уходишь от ответа.

— Хочешь получить ответ?

— Да.

— Когда я проектировал Пульт, то исходил из того, что старый Бог умер, а новый только учится ходить.

— И прибор заработал?

— Заработал.

— Тогда какого хрена ты развел демагогию о честности и справедливости. Сразу бы сказал: «А знаешь, Эд. Существование моего прибора доказывает — Бог умер».

— И ты бы поверил?

— А почему нет? После того, что случилось с матерью, трудно вообще верить во что-нибудь хорошее. А новость, что Бог умер, многое объясняет и звучит утешительно. Отныне можешь считать меня убежденным атеистом. И кстати, очень голодным атеистом. Давай где-нибудь остановимся поесть.

Мэлор взглянул на часы.

— Сейчас шесть вечера, а значит, мы в пути почти девять часов. Могли бы уже в Великом Новгороде быть, если б не Виталик. Думаю, нам пора подумать о ночлеге. Пока покушаем, окажется, что спать пора.

— Отличная идея, — согласился Эд, кивая на приближающийся перекресток. — А вон, смотри, поворот на Кириши. Может, там и заночуем? Тут километров семьдесят будет.

— Решено, — кивнул Мэлор и громко ударил себя по ляжкам ладонями. — Едем в Кириши.

До Киришей они добрались около восьми вечера. В детстве Мэлор не раз проезжал мимо этого городка, когда отец возил его к докторам в Москву, а Эд один раз ездил этой дорогой в деревню к брату матери, однако сам город никто из них никогда не посещал.