– Ты знаешь, о чём я, Грейнджер. Эта девка. Я оприходовал её за пару минут.

Он видит, как морщится её нос.

Высокоморальная Грейнджер. Лучшая Грейнджер. Ядовитая и недовольная Грейнджер.

– Будет, чем похвастаться перед друзьями. В кои-то веки.
– Она не отворачивается от стекла, как будто приклеилась.

Она не знает, что у него почти не осталось друзей.

Если бы у Драко было немного больше сил, он мог бы ответить что-нибудь язвительное, ехидное, ироничное. Но он просто закрывает глаза. Смотрит в темноту под своими веками и ловит медленно вспухающие круги желтоватого цвета под ними.

– Ты всё ещё не хочешь поделиться со мной, приятель?

– Забини, не заливай. Дай мне пару флаконов и возьми деньги. Разговор по душам мне сейчас ни к чему.

– Он тебе всегда ни к чему, но я напомню - ты катишься по скользкой дорожке, Малфой. С каждым приёмом зелья всё быстрее и быстрее. Моргнуть не успеешь, как окажешься на дне.

– Я на дне с того момента, как мы закончили школу, Блейз. Хватит таращиться, ради Салазара. Дай мне чёртово зелье, и я уйду.

– Кто твой якорь, Малфой? На кого не действует магия этого зелья?

– …

– Малфой, чёрт тебя дери! Это чёрная магия, это не долбаный Феликс Фелицис, здесь всё куда сложнее и сильнее. Ты четвёртый год принимаешь это дерьмо, я не поверю, чтобы четыре года подряд у тебя была эмоциональная связь с кем-то из твоих многочисленных ведьм, Мерлин!

– Связь куда дольше, чем четыре года, - горечь в своих словах уже не пугает Драко.

– Господи. Да я просто переживаю за тебя, дружище. Если ты потеряешь свой якорь, эта штука сожрёт тебя. Я работаю в Мунго, помнишь? Я видел этих ребят, которые сидят на этой дури. Сидели, пока у них крышу не сорвало.

– Я убил некоторых из них. Я работаю палачом в Министерстве, помнишь?

Три стеклянных флакона со светящимся красноватым зельем со стуком опускаются на стол. В глазах Забини что-то, отдалённо напоминающее страх. Или просто кажется.

– Прости, друг, но я скажу. Твой отец не стоит этого.

– Чего?
– спокойно спрашивает Драко, пряча флаконы в карман мантии.
– Я делаю это не ради него.

– Начал-то, потому что побоялся разочаровать.

– Сейчас я делаю это не ради него, - терпеливо исправляется он.

– Просто скажи, что уверен в своём якоре. Что он никуда не исчезнет. Что ты не слетишь с катушек и завяжешь с этим.

– Да.

– Драко… Кто бы ни была эта девушка, просто, ну… скажи ей. Она - твой путь назад. Если ты решишь закончить с этой гадостью. Только на неё не действует…

– Спасибо, Забини. Я заскочу ещё.

Гермиона смотрит на пустое кресло, когда Малфой делает несколько плавных шагов к ней. Он движется осторожно, почти хищно. И боковое зрение рисует ей высокую, объятую чёрной мантией, фигуру и бельмо белоснежных волос. Бельмо в её сознании и здравомыслии.

Она не понимает его. Не понимает.

– Ты лжёшь им, - шепчет она.

Это не беспомощный шёпот. Он громкий и злой.

– Я знаю, - шепчет Драко в ответ. В его голосе лишь ирония и притворное сожаление.
– Я знаю, Грейнджер.

У неё начинает болеть позвоночник. Она смотрит на пустое кресло так яростно, что колет за ушами.

– Я пока не представляю, что это, но не смей применять своё… гнусное внушение на мне.

“На тебя это никогда не подействует, как бы я этого ни хотел.

Никогда, Грейнджер”.

Драко ведёт взглядом по бледному профилю, на который бросает синие тени зачарованная дымка стекла. Тонкие грифели ресниц загнуты кверху. Волосы аккуратно уложены в узел на затылке - о школьных временах напоминают лишь несколько непослушных выбившихся прядей, плавными тугими кольцами застывшие около ушей.

– Советую тебе смириться с тем, что не все первые места будет занимать твоё имя.

– Я не стремлюсь к лидерству, - чеканят её губы.
– В отличие от некоторых.

Ему хочется рассмеяться, но он всего лишь смотрит на её рот. Он понимает, что каждый из их разговоров начинается ничем и ничем же заканчивается. Дольше, чем четыре года. Куда дольше.

– Я узнаю твой секрет, Малфой. Даже не надейся, что я позволю тебе… позволю… делать из всех дураков.

– Дураков? Мне это не нужно.

– А что тогда?

“Ничего”.

Он молчит.

Его жизни больше не существует. Безликая тень, словно вместе с уродливой меткой несколько лет назад его тело покинул и огромный кусок его души. Словно он, идиот, надеялся, что что-то большое, и светлое, и запретное в его душе спасёт от падения. Словно это чувство внутри, которое он поклялся не называть вслух, словно оно могло остановить его. Удержать от падения.