Как ампутировали повара
Как ампутировали повара
Мужчины ушли в многодневный маршрут, оставив приболевшую маму-практикантку со стариком-поваром. Ночью пришла медведица с медвежатами. И до утра они что-то ели в палатке повара. Когда чавканье стихло, мама решилась посмотреть, что осталось от повара. Оказалось, что медведи, сорвав палатку и оттащив ее в сторону, ели сгущенку из обычных тогда пятилитровых банок. А повар сидел на яблоне, к которой крепилась палатка.
Мужчины пришли через три дня.
Повар держался мертвой хваткой. Руки его одеревенели.
Яблоню пришлось спилить и разделать на чурбаны.
Чурбан с бедным стариком отправили в базовый лагерь на лошади, дальше - в город - на полуторке.
От бревна повара смогли ампутировать лишь в республиканской больнице. Потом мать говорила, что чурбан старик взял домой. И в минуты неприятности, крепко его обнимая, думал, что все проходит, как проходят медведи.
Искусственное дыхание для гориллы
…Однажды перед полем сдавал я технику безопасности заместителю начальника экспедиции Дедешко. Этот человек, его надо видеть, мало чем отличался от гориллы, разве был не таким волосатым и ростом много повыше. А так — губы клювом, глаза, веки — горилльи, гориллья походка и непосредственность. Еще рассказывали, не одна женщина пострадала от его немыслимых физических достоинств определенной направленности. Так вот, на все вопросы я ответил, все было нормально, пока не поступил последний вопрос, а именно вопрос о способах искусственного дыхания.
— Способ изо рта в рот, — говорю, — в настоящее время считается наиболее эффективным…
— А как его делают? — масляно улыбаясь и испытующе заглядывая в глаза, спрашивает Дедешко.
— Ну, это просто! — отвечаю я, обрадовавшись легкому вопросу. — Надо бережно положить пострадавшего на спину и вдыхать воздух ему в рот, через чистенький носовой платочек желательно. И дышать в него, пока не очнется или не посинеет от безвременно наступившей смерти.
— Врешь! Неправильно! Помрет он так! Точно, помрет! Давай, двоечник, на мне попробуй, — радостно закричал Дедешко и лег на кушетку свежим трупом, горилла чертова, глаза закатил, как в морге, губы только страстью трепещут. Члены комиссии в предвкушении незабываемого зрелища “Старший геолог Белов оживляет травмированную гориллу”, со своих мест повскакивали, подталкивают меня к нему, иди, мол, сдавай экзамен, если в поле хочешь.
— Ну, нет! Я жить хочу, а ему земля пусть будет пухом, — воскликнул я и в легкой панике к двери бросился.
— Нос, нос пострадавшему зажимать надо, а то пшик будет! — сразу ожив, закричал мне вослед Дедешко. — На всю жизнь теперь запомнишь!
И я запомнил. До сих пор его трепещущие губищи перед глазами стоят, ко мне тянутся...
Как я женился в Иране
Она тащила меня, безпамятного, за ноги.
Вся в черном.
В кузов облупленной синей "Тойоты" поднимала вечность.
В жаровне кузова я стал умирать.
Она почувствовала это. Ударила по тормозам. Вышла из машины. Склонилась. Приоткрыла веко. Увидела: зрачки сужены. Покачала головой. Осмотрела рану на бедре. Ободранное до кости плечо.
Принесла что-то из кабины. Шприц... Кольнула в вену. Я исчез.
Очнувшись, увидел голые, беленые стены без окон, потолок. Широкую дверь. Открытую. Вдали, в дымке, тянулась к небу горная цепь. На полу пластались кошмы с цветными узорами.
Красные пряди. Синие. Желтые.
В углу - стопка пестрых одеял. Я - на тонком матраце. В длинной белой рубахе. Откуда-то неслись запахи испражнений животных, кислого молока, пареного риса. Неслись запахи жизни.
Тут вошла она.
Явилась.
Присела рядом. Пригладила волосы... Повела сладкой ладонью по щеке. Оглянувшись на дверь, сняла накидку, рассыпала волосы. Не удержался, приложил, полумертвую руку к не кормившей еще груди. Она отстранилась. Испуганно. Я понял. Сначала я должен сходить к матери и сказать, что беру ее дочь в жены. Навсегда или на какое-то время. Таковы обычаи. Она вытащила из-под матраца сто долларовые бумажки. Мою заначку.